Мама не помнила, как согласилась. Скорее всего, в какой-то момент у нее не осталось выбора. Как и у папы. Билли продолжал говорить, и его безумная идея приобретала смысл. Конечно, они должны оставить меня и воспитать меня как родную дочь! И, конечно же, я не должна знать, что Билли мой отец, тем более он смотрелся довольно естественно в роли дяди-авантюриста.

– Мы дождались окончания судебного разбирательства с Бертом, чтобы подать документы на удочерение.

Мама не могла поверить, что дело, наконец, завершилось. Спустя два года беготни по судам они добились признания того, что у Берта не имелось никаких оснований претендовать на имущество, находившееся в их коллективной собственности, и что Билли являлся достойным наследником, так как смерть Эвелин произошла в результате несчастного случая.

Два года! А закончилось все за день.

Когда мама с папой подписали документы на удочерение, папа спросил маму:

«Думаешь, стоит скрывать от нее правду?»

«А что нам еще остается?»

«Если мы расскажем ей обо всем в детстве, она привыкнет к этому. И будет уверена, что все правильно».

«Она никогда не свыкнется с мыслью о том, что ее отец скорее на край света поедет, чем останется с ней. Я не хочу, чтобы она ненавидела Билли».

«Но тогда она будет ненавидеть нас, когда узнает правду», – напомнил папа.

– Я понимала, что он прав. Однажды ты обо всем узнаешь и обвинишь меня. Но я решила: лучше так, чем ненависть к Билли. Я искренне верила, что при таком раскладе ты никогда в нем не разочаруешься. Что мы будем одной семьей. Я верила, что поступаю правильно.

Мама хотела положить руку на мое колено, но я отодвинулась в сторону.

– Что за глупости? Ты могла хотя бы постараться. Он ведь был моим отцом.

В моей памяти пронеслись все воскресные барбекю, когда я бежала к входной двери с криком: «Дядя Билли!» Все наши вылазки, перед которыми он спрашивал у мамы, когда привезти меня обратно, все придуманные им загадки, написанные нашим тайным языком, который больше никто не понимал. Я вспомнила каждый момент. Все это время он знал, что я его дочь. И мама знала.

– Ты должна была попытаться.

– Да, – согласилась она. Она больше не плакала и говорила твердым голосом. – Но чем дольше мы ждали, тем сложнее было раскрыть тайну. Тем больше я боялась тебя потерять.

Когда бумаги об удочерении были подписаны, а дело о наследстве разрешилось, я официально стала ее дочерью. Я научилась произносить другие слова – папа, дом, семья, дядя. Мы виделись с Билли каждый раз, когда он приезжал в Лос-Анджелес.

Их выдуманный мир начал разваливаться почти сразу же.