28
КЕЦИЯ
Я веду себя тихо – отчасти потому, что поверила ему, когда он сказал, что может убить моего ребенка, а отчасти потому, что мне нужно выждать, усыпить его бдительность. Мне нужно будет действовать, когда он отвлечется на что-то другое, когда у него не будет времени подумать.
Сейчас внимание Джонатана сосредоточено на Гвен. На Гвен, которая пришла в маячную башню, чтобы найти меня. И его. А я беспомощна. Никогда еще я не ненавидела себя так сильно, как в этот момент.
С меня льет пот. Я молча слушаю, как он разговаривает с Гвен. Как она бьет его прямо по уязвимым местам. У Гвен есть только слова, и она использует их, словно пули. Я вижу, как они попадают в цель.
«Она права», – думаю я. Этот ублюдок – не ангел мщения. Он сломленный дьявол, виновный насквозь, с ног до головы, и она только что сорвала с него маску.
«Ты предпочтешь умереть, упав с высоты или поджарившись?» Он уже нажимает кнопку, когда спрашивает это, и я не думаю, не планирую, я пытаюсь закричать: «Прыгай, Гвен! Прыгай!» – но из-за кляпа во рту издаю лишь невнятное, приглушенное мычание.
Она уже все поняла и начала действовать. Но она так высоко!
Камера, наблюдавшая за ней, теряет ее из поля зрения, когда Гвен падает. Внимание Джонатана переключается на другой монитор, и я вижу на нем смазанное движение.
Я вижу, как Гвен ударяется о бетонный пол – и это жестокий удар. Я кричу что-то, даже не знаю, что, это просто бессловесный вопль отрицания. «Гвен, выживи, ты должна выжить…»
Джонатан вместе с креслом разворачивается ко мне и вскакивает на ноги, и я понимаю, что мое время вышло.
– Я тебя предупреждал, – говорит он. – Ты выбрала это сама.
Я ловлю момент, когда он наклоняется надо мной, сгибаю колени и со всей силой, какую могу собрать, отталкиваюсь от пола и распрямляюсь, точно пружина. Мои связанные ноги прочерчивают над полом стремительную дугу и бьют его по голеням, заставляя качнуться вбок. Из-за неустойчивого положения он теряет равновесие и с размаху падает набок, испустив удивленный крик. Я изворачиваюсь другим боком, снова подгибаю колени и бью его ботинками в лицо. Слышу, как хрустит кость. Он снова кричит и пытается откатиться, но я не позволяю ему. Обхватываю его ногами, подтягиваю ближе к себе и изо всех сил впечатываю каблуки ему в пах.
На этот раз он даже не кричит. Он задыхается, разинув рот. Я придвигаю его еще ближе к себе, потом ухитряюсь встать на ноги. Он пытается нащупать что-то, но у меня нет времени, я должна попытаться.
Сгруппировавшись, я рвусь вперед изо всех сил, вкладывая в это весь свой вес, всю работу мышц. Чувствую, как сломанное ребро втыкается во что-то, и у меня перехватывает дыхание, но я пробую снова. И снова. Чувствую, как стык трубы подается где-то наверху, там, где он скрывается из поля моего зрения. Мне больно, господи, как больно, наверное, я сломала себе еще что-нибудь, но это лучше, чем умереть здесь, скованной и беспомощной…