– Это лифт, – говорит Кец. – Попытайся встать.
Она пробует помочь мне, но я не могу стоять. Падаю и утыкаюсь лицом в прохладный бетонный пол. Она продолжает что-то говорить, но я не могу разобрать слов. Потом мое тело приходит в движение: Кец перекатывает меня на спину и тащит по бетонному полу к двустворчатым дверям. Они все еще распахнуты, и я со странной отчетливостью слышу неустанный шум моря, бьющегося о подножие утеса, на котором стоит маяк.
Кец останавливается. Она задыхается, ей тоже больно. Я вижу эту боль на ее лице – вместе с неожиданным отчаянием, охватившим ее. Она отпускает меня и прислоняет к стене.
– Нет… – пытаюсь сказать я ей. – Не надо… – Не могу вспомнить, почему я это говорю, но это важно.
Но она отворачивается от меня, встает и смотрит на мужчину, который, едва ковыляя, выходит из лифта.
Джонатан выглядит таким же разбитым, как я.
В руках у него дробовик. Он наводит его на нас.
– Тебе следовало проверить, – говорит он. – Я всегда держу в кармане запасной ключ от наручников, Кеция.
Кец делает шаг вперед, сжимая в руке пистолет.
О боже… Теперь я вспоминаю. Я пыталась сказать ей, что пистолет пуст. Вытаскиваю из кармана запасной магазин, но когда пытаюсь подтолкнуть его к Кеции, то промахиваюсь. Он скользит куда-то в тень, слишком далеко, чтобы она могла дотянуться.
Кец бросает пистолет и снимает с пояса нож. Я не могу позволить ей умереть за меня.
– Просто уходи, Кец, – слышу я собственный голос. – Пожалуйста. Уходи и живи ради своего ребенка.
Шум у меня в голове утихает. Все утихает, кроме равномерного биения пульса. Мне по-прежнему больно, но что-то придает мне сил.
В этой тишине я слышу, как мои дети шепчут: «Ты можешь сделать это, мама. Ты можешь».
Я встаю. Балансирую на одной ноге и подволакиваю другую. Смещаюсь вперед, чтобы встать рядом с Кецией. Плечом к плечу.
Джонатан стоит на месте, глядя на меня. Он больше не пугает меня. Я ничего сейчас не боюсь. И даже почти не чувствую боли.
– Теперь ты знаешь, кто я? – спрашиваю я его. – И знаешь, кто ты?
Мой голос звучит спокойно. Я спокойна.
Он склоняет голову набок. Тени заполняют вмятину на боковой части его головы.
– Знаю, – отвечает он. – Наконец-то знаю.