– Ну а меня волнует прошлое. Я хотела о нем узнать, – сказала я, стиснув зубы. – К тому же теперь это тоже прошлое. Поэтому, может, сменим тему? Не хочу обсуждать Ноя.

Мама внимательно на меня посмотрела.

– Хорошо, милая.

Беспокойство в ее голосе успешно погасило мой гнев.

Она выдавила улыбку.

– Тогда хочешь показать мне это ожерелье?

Я хотела. Я не смотрела на него с тех пор, как вернулась из особняка, когда спрятала его в футляре для солнечных очков, но сегодня утром футляр в сумочку я положила. Я с самого начала собиралась показать маме ожерелье. Теперь я вытащила футляр и передала ей.

Мама развязала шнурок и высыпала на ладонь ожерелье. Оно упало грудой переливающихся камешков прямоугольной формы. Мама приподняла его и удивленно приподняла брови.

– Очень красивое.

– Правда? – Солнечный свет отражался от кулонов.

– Что это? Стекло?

– Наверное. Или что-то искусственное?

– Может, фианит? Это синтетический камень. Не уверена, что в тридцатых им вообще это было известно. – У нее заблестели глаза. – А если это бриллианты?

Я рассмеялась, радуясь, что напряжение спало. С мамой всегда так было: взлеты и падения, гнев, а потом спокойствие. Мы были цикличным приливом или, возможно, океаном и луной – слившиеся воедино, навеки неразделимые, даже вдали друг от друга.

– Это не бриллианты.

Разве что…

Я прочистила горло.

– Эдвард Барбанел, дедушка Ноя, говорил, что они подумывали продать ожерелье.

– Правда? – Мама перевернула ожерелье, взирая на главный кулон, вдвое больше остальных и овальный по форме. – И как же нам узнать, из чего оно?

Я пожала плечами.