– Видишь ли, это как пиво. Когда я начинал, мы были молодыми ребятами с кучей идей, играли на чужих гитарах для всех, кто готов был нас слушать. Моя группа «Права человека» записывала первый альбом на раздолбанном восьмидорожечном магнитофоне в гараже. А потом появились большие студии с их слащавой поп-музыкой и группами одинаковых пластиковых ребятишек, и из музыкального бизнеса ушла душа.

Я читал интервью с Джоном Флемингом, слушал его песни, видел его по телевизору и знал, что именно так он всегда и разговаривал. Но, оказавшись с ним наедине, я испытывал совсем другие чувства: когда он смотрел на меня своими внимательными зелено-голубыми глазами, у меня складывалось ощущение, будто он рассказывал мне нечто такое, о чем никогда никому не говорил.

– А теперь, – продолжал он со своей легендарной меланхолией в голосе, – мы снова вернулись в наши гаражи и спальни, нынешние музыканты играют на взятых напрокат гитарах и записывают музыку на старенькие ноутбуки, а потом выкладывают их на «Саундклауд», «Спотифай» или «Ютуб» для всех, кто будет готов их послушать. И внезапно все снова стало настоящим. Я тоже когда-то с этого начинал, но мне уже нет дороги назад.

Впервые мне не хотелось сказать ему какую-нибудь гадость. Вопреки всякому здравому смыслу я поймал себя на том, что мне интересно было слушать его.

– А как все это стыкуется с «Идеальным кандидатом»?

И впервые за время нашего знакомства я увидел, что мой вопрос задел что-то в душе Джона Флеминга. Он посмотрел на свою бутылку пива, а потом закрыл глаза и долго их не открывал.

– Я не могу быть таким, как прежде, – сказал он, – значит, я должен стать кем-то еще. Потому что другой возможный вариант – это стать пустым местом. А я не могу быть пустым местом. Мой агент сказал, что участие в этом шоу пойдет мне на пользу – напомнит обо мне прежней аудитории и познакомит со мной новую. Это не полноценное возвращение на сцену, а, скорее, выход на поклоны, когда занавес уже опущен. Ты стоишь на сцене, свет уже начинает гаснуть, а ты просишь зрителей подождать и послушать твою последнюю песню.

Я даже не знал, что сказать. Наверное, ничего и не нужно было говорить. Ведь он говорил за нас обоих.

– Все твердят тебе: когда ты молод, тебе кажется, что ты будешь жить вечно. И никто не скажет, что когда ты состаришься, то будешь думать точно так же. Только окружающая действительность будет постоянно напоминать тебе о том, что это не так.

И как мне теперь нужно было поступить? Что делать?

– Ты… о тебе всегда будут помнить, папа.