Он впервые поднял глаза, посмотрел на меня. Сказал:

— Я вижу, вы пощечину мне дать хотите. Это нормально… Даже похвально, как ни странно это звучит из моих уст. Но вы очень умный человек, Сашенька, я уж знаю. Так вот. Подумайте. Просто подумайте. Ведь вы знаете, ни одна сволочь не решится батюшку вашего огорчать, если он станет, пусть и неофициальным, но тестем заместителя Председателя. И все его обязательства, из него под давлением выжатые, они тоже будут забыты. Потеряют силу. Вы понимаете, о чем я? Он будет свободным человеком. И институт свой сохранит. Подумайте! Целый коллектив талантливых ученых будет спасен!

Членовоз уже поравнялся с нами. Нереальных размеров бугай открыл дверь машины и почтительно стоял подле, ждал хозяина. Еще дюжина таких же нереальных бугаев окружала нас со всех сторон, заслоняя собой белый свет.

А я изучала лицо Сусликова и думала: «Пощечину? О, нет, совсем не пощечину! Вовсе нет!»

Не давая себе задуматься, быстро сказала:

— Я согласна.

Сусликов вздрогнул. Да-да, эта непроницаемая машина вздрогнула! И как! Не в первый ли раз в жизни? Даже охрана заметила, насторожилась, придвинулась на шаг ближе. Что, мол, там делают с их хозяином? А вот то!

Он громко выдохнул. Сказал:

— Вы не шутите? Не издеваетесь? Вы действительно…

— Согласна, — продолжала я. — Но с условием.

— Просите чего угодно! Ну почти… Все, что в силах моих, а они немалые… все будет сделано.

— Условие одно. Саша должен жить.

Сусликов нахмурился, закачал головой:

— Нет, это плохая просьба… это за пределами даже моих возможностей. Совершенно. Вы даже не представляете… Единственное, что я могу попытаться сделать, — это добиться замены приговора, чтобы был обычный расстрел. Да и то будет очень нелегко. Это дело на личном контроле у Председателя, и он… к нему даже подойти с такой просьбой невозможно.

— Нет, этого недостаточно, — сказала я спокойно. — Повторяю, условие единственное. Но неизменное. И никаких других вариантов. Жизнь. Никаких расстрелов. Жизнь. В обмен на меня.

Сусликов резко отвернулся и, не прощаясь, нырнул в чрево чудовища. Как будто полностью, в одну секунду, потерял ко мне всякий интерес. Бугай захлопнул дверь и недобрым взглядом посмотрел на меня. Кто это тут дерзит хозяину?

Я поднималась медленно по лестнице и кусала губы от напряжения. Пыталась понять: сделала ошибку или нет. Не зря ли так ставку задрала? Это же блеф! Ведь расстрел — уже большая победа. Это уже ничего, уже терпимо. Мне, например, не слишком было бы страшно — если бы меня. Не то что в печь медленно ехать. И в огонь глядеть. Может, надо было соглашаться? Не пожалеть бы…