— Вам все равно это уже больше не понадобится… Вы уже почти мертвец.

Горчицкий говорил, а лишающийся последних сил Ростовский видел уже только эти, похожие на извивающихся червяков губы профессора.

Это было так противно, что ненависть вдруг на мгновение вернула жизнь его безжизненным уже пальцам.

Волна ненависти, как волна энергии, как электрический ток, который может сокращать даже мертвые мышцы, прошла по его телу.

Ростовский вдруг приподнялся, протянул руку к костру и, не чувствуя жара — так холодно было уже остывающим рукам, — сжал пылающую головню и ткнул ее в эти извивающиеся стариковские губы.

Раздался ужасный крик.

Старик отпрянул. Закрыв лицо руками и подвывая от боли, он закрутился юлой на одном месте.

Но, видно, сил у Ростовского хватило лишь на то, чтобы слегка смазать противника по лицу этой пылающей головешкой. Увы… Урон был нанесен, но не слишком большой.

Довольно скоро Горчицкий отнял ладони от лица, а вскоре он окончательно пришел в себя.

— Ну хорошо! — угрожающе произнес старик. — Я ведь могу обыскать и труп. Мне торопиться некуда! В конце концов, какие уж тут правила этикета!

— Вот и обыщите… труп… — прошептал Юра.

— Пожалуй, да. Так я и сделаю! — рассуждал Горчицкий вслух. — Я вернусь, когда с тобой уже будет покончено!

И он ушел.

Костер догорал. Холод подбирался все ближе. Так близко, что даже боль уже отступила.

Юра смотрел на красные точки ягод, лежащих на расстоянии вытянутой руки от него, — и не мог до них дотянуться.

Все силы ушли на месть профессору.

«Надо же, — думал Юра. — Я прожил жизнь, в которой меня тошнило буквально от всего… А теперь, когда надо, чтобы меня вырвало, я не могу достичь этого желанного результата! Как же так вышло, что я вляпался в эту историю? Как получилось, что я влип? Влип незаметно для самого себя, но неотвратимо».

С чего все началось?

Ах, да… Кто-то выл в квартире номер шестьдесят девять.