– Будто бы я девицу отравила…

– Ого!.. Девки, не трожьте ее! – приказал властный голос. – Нас высекут да и пинком под зад, а ей – каторга!

Глава двадцатая

Глава двадцатая

В гостиной собралось занятное общество – четверо сильфов и один балетный фигурант. Федька в мужском наряде стояла у окна, Выспрепар сидел у края стола и чиркал карандашом в длинных бумажных полосах с колонками типографского набора. Дальновид полировал ногти квадратиком замши. Световид же устроился на диване, откинувшись на спинку с самым вальяжным видом. Там же был и Григорий Фомич – сидел в углу на табурете.

Сенька-красавчик сидел напротив, на стуле, поставленном посреди комнаты. Был он трезв и печален – как всякий, кто спьяну наделал глупостей.

– Итак, я спрашиваю, а ты, сударь, отвечаешь, – начал Световид. – Был ли ты посредником между покойной госпожой Степановой и ее супругом?

– Супругом? – удивился Сенька. – Они что же повенчались? Ловка Глафира!

– Повенчались, и у меня есть тому доказательство. Вон, на столе лежит. Так носил ты записочки от князя Ухтомского? – совсем просто спросил Световид.

– Носил…

– Как вышло, что ты стал их Меркурием?

Про Меркурия Федька помнила со школьной скамьи – тоже амурные записки от Юпитера его красавицам носил.

– Она попросила, покойница то есть.

– По старой дружбе?

– Да, нас еще в школе в пару ставили.

– И как это было устроено?

– Когда я утром на урок ехал, меня человек Ухтомского, камердинер его, наверно, у театра ждал, подходил, спрашивал о чем-нибудь. Пока я отвечал, он мне бумажку совал. А урок всегда в одно время начинается, это удобно.

– Удобно, – согласился Световид. – А от нее как передавал?

– Меня после представления встречали. Коли была записка – отдавал.

– А ей как передавал?