– Волчок – прозванье?

– Волчков он. Ну, со школы – Волчок.

– Прогнали – и куда девался?

– Почем я знаю?

– А в театре его встречал?

– Встречал.

– А в тот вечер?

– Нет. Так не до него было…

– Что скажешь, брат Выспрепар? – спросил Световид.

– Скажу – мы не можем судить, способен ли бывший фигурант убить дансерку. Сколько я мог заметить, фигуранты – людишки ничтожные и малодушные, – отвечал брюзгливым голосом Выспрепар. – К дамам сие не относится. Но устроить так, чтобы она встретилась с убийцей, Волчок, я чай, мог бы.

– Ты, Дальновид?

– Давайте вспомним, что было той ночью, когда Волчка чуть не зарезали, – предложил Дальновид. – Вы с Потапом пошли к театру. Оттуда вышла Фадетта, направилась задворками к Екатерининской канаве. За Фадеттой пошел Волчок, для чего – пока неведомо. Вы с Потапом пошли за Волчком, и в каком-то безлюдном переулке кто-то выскочил из-за угла и ударил Волчка ножом.

– Господи Иисусе… – прошептала Федька и перекрестилась.

– Именно так, – подтвердил Световид. – Но их было двое, и нам оказалось непросто отбить Волчка. Фадетта же спустилась на лед и никакой возни не слышала – так?

– Ничего не слышала. Как же так – он и вскрикнуть не успел? – Федьке вдруг стало отчаянно жаль раненого Волчка.

– Не успел. Хорошо, за нами ехал Пахомыч, мы его кликнули – тут же сани подогнал. Вот и все, Дальновид. Ничего более не было. Что тут скажешь?

– Скажу – догадаться бы, для чего он преследовал Фадетту. Кабы это был кто из береговой стражи – ясно, хотел знать, где прячется Румянцев, и донести начальству. Но Волчок вряд ли собирался делать донос – на что ему? Разве что он полагал, будто Фадетта знает что-то важное и может проболтаться. Тогда – он бы ее заколол, и это было бы косвенным подтверждением, что он и Степанову порешил.

– Стойте! – воскликнула Федька. – А при нем нож нашли? Если он хотел меня заколоть – то где нож?!

– Не нож, а шнурок, – поправил Световид. – Когда раздевали его – ножа не было, а в карманах, кажись, не шарили. Это упущение, братцы сильфы.

– Сейчас погляжу! – Дальновид вскочил. – Григорий Фомич, где его тряпье?