Светлый фон

– Экая глупость! – удивилась Федька.

– Глупость, да. Таланту у него – на троих, а вздумал корчить из себя либертина, чуть ли не развратника, это и восемнадцати лет на свете не прожив. Но коли что делает – всей душой отдается, хоть бы той же музыке. Когда он предложил Световиду выпускать «Кабалистическую почту», а тот сообразил, как из нее извлечь прок, и нашел покровителя этой затее, Жан взялся переводить высокоумные письма маркиза д’Аржана для журнала, но с ними вышла странная история. Когда он показал переводы Световиду, про маркиза ни слова не сказал. Световид спросил: сам, что ли, столь философски мыслишь? Жан как-то так высказался, что все поняли: мыслит сам. А про маркиза докопался Выспрепар, он ведь и сам отличный переводчик. Ну, понятно, кому ж не хочется славы и похвалы? Ты вот тоже, поди, мечтаешь стать первой дансеркой.

– Кабы в дансерки производили за мастерство, то стала бы. А у меня рябая рожа и нет покровителя, – прямо сказала Федька.

– Погоди, довершим начатое дело – Световид твоим покровителем станет, – пообещал Дальновид. – Ты ему понравилась. И амурных услуг не попросит. Он выше этого!

– Ой… – ответила Федька, вдруг заметив, что в дверях стоит Световид и с любопытством слушает приятеля.

– Мы с Миробродом оба либертины, – сказал Шапошников, – но я практический, а он – теоретический. Ему приятно рассуждать и писать о колебаниях любовного барометра – вверх-вниз, а я свой барометр в дело пускаю реже, чем хотелось бы. Но тебе, сударыня, этого опасаться не стоит. Хотя я и приглашаю на прогулку, которая иным барыням показалась бы предосудительной. Мы будем вдвоем – и в лесу.

– Тех барынь отправить бы зимой в лес амуриться! – встрял Дальновид, немного смущенный.

– Иных любителей и стужа не испугает, – усмехнулся Световид. – Обувай сапоги, сударыня, надевай полушубок. Тебя ждет кое-что занятное.

– Сейчас буду, – холодно отвечала Федька и ушла в палевую комнатку.

Она собралась очень быстро и вышла на крыльцо.

– Сюда! – крикнул Световид.

Он, также в полушубке, ждал, сидя в санях у распахнутой калитки.

– Садись, Фадетта, у нас немного времени.

Кучер Пахомыч хлопнул длинными вожжами по конскому крупу, сани выкатили из ворот, понеслись в сторону Коломны; не доезжая, своротили налево, миновали матросские казармы, пересекли по льду Фонтанку там, где строился новый мост, и покатили дальше; остановились у шлагбаума, означавшего границу города, оставили слева какое-то жалкое селение, выехали Петергофской дорогой в поля, потом – в лес, и все – на юг, на юг…

Световид молчал, глядел прямо перед собой.