– Что же мы будем делать с Валерой? – спросила Иевлева, улыбаясь.
Сильвия взяла бокал, отпила вино и, кивнув в сторону официантки, спросила:
– А что это вы с ней сделали, Тамара Борисовна, что она боится к столу подойти?
– Уверяю вас, – ответила Иевлева, – я здесь совершенно ни при чём.
– Понимаю, – сказала Сильвия, – ещё одна жертва мужского коварства. Как и вы. Ведь вы беременны, если я не ошибаюсь?
– Да, – подтвердила Иевлева, – но в моём случае коварства в этом не было никакого.
– Коварства не было, но проблема есть, и немаленькая, – сказала Сильвия. – Ребёнок непростой… Отец довольно необычный. Да вы сами понимаете… Получается, что у нас – у всех троих – есть проблема. Вам надо родить ребёнка, мне – перестать быть, а Валере – определиться.
О своей смерти она говорила таким будничным тоном, как будто речь шла о визите к стоматологу.
– Выходит, что наша встреча неслучайна, – продолжала Сильвия. – Мы все трое – разные, но, кажется, мы можем помочь друг другу. Как ни странно, с вами, – она обратилась к Иевлевой, – я связана ещё больше, чем с Валерой. Так, как бывают связаны противоположности. Я думаю, нам нужно отбросить предрассудки, которых у нас, впрочем, и так нет, и, поскольку мы зависим друг от друга, постараться извлечь из этого максимальную пользу.
Иевлева слушала рассуждения этого античеловеческого существа и не могла не признать, что в них присутствует абсолютно железная логика.
Глава 4. Люди из Москвы
Глава 4. Люди из Москвы
Заканчивалось лето, поэт уехал в Ростов, взяв с меня слово, что я приеду к нему, как только соберусь. Что мне помешало тогда уехать с ним, я сам не понимал. Но почему-то не поехал. К тому же деньги закончились совсем. Оформился опять в гараж, с механиком у ГАЗа кольца в цилиндрах менять.
Жизнь в совхозе полностью вернулась в свою колею. Университет тоже уехал. Посеяли озимые. Парторг было слегка запил, но протрезвел и орал не хуже, чем до начала всей этой истории. Фельдшер, наоборот, крепко попивал и дальше, а напившись, впадал в раздражение и злобно сопел, что это ещё не конец. Никто его не слушал. Вампир исчез прочно. Мужики как-то даже жалели о нём, всё-таки его появление вносило в сельскую жизнь элемент разнообразия. Бывало, встретишь его на улице, окликнешь, как, мол, жизнь вампирская? Ничего, мол? Кровь будешь пить, так у Надьки Козловой пей. Она норму выполняет, а на нас бригадир ругается. Вампир, бывало, кивнёт, ладно, мол, у Надьки так у Надьки. Нам, вампирам, это всё равно, как скажете, мужики, так и будет.