Валера в таком состоянии, конечно, не мог возражать ей. Всё, что угодно, только пусть она позволит наконец прозвенеть звонку. В последнее мгновение ей удавалось удержать Валеру на этапе хрупкого, почти невыносимого равновесия, где-то на самом верху, не допуская, чтобы Валера сорвался и заскользил вниз с горы. Но теперь сами прикосновения её стали другими. Раньше её пальцы как будто наслаждались свой властью над Валерой, они держали Валеру крепко и уверенно. Теперь они касались его так, как будто хотели дать ему почувствовать, какое это ощущение – прикосновение к Валере. Как бы стараясь передать, что чувствуют они сами, прикасаясь к нему.

Раньше её ладонь сжимала его так, как она сжимала бы рукоятку боевого ножа. Теперь она держала его осторожно, будто стараясь на ощупь воспроизвести для себя его скрытый от глаз образ. Всё-таки раскрывать Валеру она не хотела, так как в палате был ещё один больной. Он, правда, лежал, отвернувшись к стене, и Сильвия Альбертовна закрывала Валеру от него своей спиной. А две другие кровати пустовали, но… Раскрывать Валеру тут не следовало, и ему тоже пришлось воздержаться от всяких проявлений вслух того, что он чувствовал.

– Ты обещал мне помощь, – продолжала Сильвия Альбертовна, – но я поняла, что ты не сдержишь своего обещания. Ты не сдержишь его, дорогой. Ты просто не знаешь, как его сдержать. Ты не можешь пить кровь. Ты не можешь видеть, слышать и чувствовать так, как те, которые пьют кровь. Или могли бы пить её. Ты хотел бы, но ты не можешь. А что ты можешь? Ты можешь только сладко похрюкивать, когда твоя госпожа едет на тебе верхом. Но и это немало, мой дорогой. Некоторые не могут и этого. Приходится банально высасывать их, как лимон. Нет, ты мне нужен для чего-то другого. Когда ты исчезаешь, город становится мерзким. Мне это неприятно. Ну хорошо, отпускаю тебя, на сегодня – всё.

Сильвия Альбертовна подушечкой большого пальца нажала на кнопку. Валера услышал звонок, довольно длинный и громкий, как в школе. Потом он сорвался и полетел с горы, причём летел он в несколько приёмов, как будто склон имел форму ряда небольших трамплинов, на которых Валеру подбрасывало в воздух. Он взлетал и секунду зависал в воздухе, после чего падал вниз и летел дальше. Пока его не вынесло на более пологую часть склона, всё более пологую, где он в конце концов и остановился. Сильвия Альбертовна вытерла ладонь о простыню.

– Если ты уже можешь говорить, скажи, что ты думаешь обо всём этом? – спросила она.

– Я не знаю, как я вам помогу, но я узнаю это. Как-то я это узнаю. – Валера смотрел в глаза Сильвии Альбертовны, и она понимала, что он говорит искренне. Что он действительно так думает. Что по какому-то странному праву он принадлежит ей. И соглашается с таким порядком вещей. Ей принадлежит его тело, с которым она делает то, что хочет. Ей принадлежит его беспомощность перед нею. Его покорность, его стыд. Поэтому она заставляет его не закрывать глаза. Чтобы видеть в них всё это. Чтобы взять себе всё то, что ей принадлежит. Всего Валеру. Всё, что у него не только снаружи, но и внутри.