– Она немного странная, – заметил Снегирёв. – Расскажите мне о ней.

– Банальная история, – начала Иевлева, – бурная несчастная любовь в молодости, экзальтация, нервные срывы, потом, как она сама выражается, никто из мужчин не вызывал у неё доверия. Я вообще себе не представляю её в качестве жены и матери семейства, – а про себя подумала: «Про мать семейства – хорошо. Чем ближе к правде – тем убедительнее!» – и продолжала: – В результате всего этого свою женскую заботливость она перенесла на автомобиль. Она неплохо зарабатывает и заботится об автомобиле так, как будто это муж и ребёнок в одном лице. Она тряпочкой моет колёса! Честное слово, я сама видела. Поэтому я вам очень благодарна, что вы ей помогли получить машину обратно.

– Ну, я надеюсь, вы не навсегда поссорились, – заметил Снегирёв.

– Нет, конечно, – согласилась Иевлева, – мы давно дружим, у моих родителей были с ней общие знакомые, и когда я приехала в Ростов, она была первым человеком, который меня встретил, и она мне во всём помогала. Она, конечно, очень странная и всё такое, но добрейшей души человек! – Иевлева вздохнула.

Да, Сильвия Альбертовна это добрейшей души человек. Охренеть! Но прозвучало очень убедительно.

Вздохнул и Снегирёв. Тут им принесли заказанный ранее бефстроганов. К бефстроганову – холодную водку в графине. Снегирёв вообще пил очень мало. Иевлева, как ни странно, не любила вино. Посовещавшись, они решили, что немного водки лучше всего отвечает привычкам каждого из них, и официантка, с беспомощной горечью косясь на пиджак Снегирёва, записала в заказ 100 грамм водки. «Интеллигенты!» – подумала официантка с неприязнью, направленной исключительно в сторону Иевлевой.

– Мне чуть-чуть, – попросила Иевлева.

– Да и мне чуть-чуть, – сказал Снегирёв. – Наверное, мы не допьём эту водку!

– Но по крайней мере начнём, – улыбнулась Иевлева.

Они чокнулись и выпили.

– Мне нужно вам что-то сказать, – сказала Иевлева, поднимая глаза от тарелки. – Честно говоря, я не могу пить, потому что… Ну… В общем, я беременна.

Проницательный Снегирёв понял, что таким образом ему прозрачно дают понять следующую вещь: когда ужин закончится, они сядут в его машину, он отвезёт её домой, возле машины она скажет ему: «Большое вам спасибо за чудесный вечер! Спокойной ночи», – и он не пойдёт за ней в её квартиру, потому что она не пригласит его, и сейчас она даёт ему понять, что между ним и ею стоит эта беременность и неизвестный автор этой беременности, как будто Снегирёв не знает, кто этот автор.

Он прекрасно знает, кто этот автор и где этот автор, и тут мысль Снегирёва естественно переходит на дракона, и он начинает думать, а вдруг то, что она отдаляется от него и защищается от него – это судьба, а вдруг мысль о ней и драконе пришла к нему неслучайно? А вдруг для этой мысли есть какое-то реальное основание? Ведь по ней ещё ничего не видно – никаких признаков. И если бы она не хотела говорить об этом – она бы ничего и не сказала, но она захотела и сказала. А что, если это судьба? Нет, ерунда. Просто ей действительно нужно развязаться с прошлым, чтобы перейти к будущему.