Поразительно, но она в самом деле пересказывает ему содержание лекции двухгодичной давности.

— Вы уже знаете, в чем пойдете на свой выпускной?

— Конечно, — она оживляется, принимаясь описывать ему свое платье. Я тоже его хорошо помню. Оно было светлым, цвета кофе с молоком, и на мой взгляд совершенно ей не шло, притупляло ее красоту, хотя глупые подружки наперебой убеждали Серафиму в обратном. Не имея возможности заткнуть им рты и выступить со своим мнением, я сделал по-другому. Несколько вечеров подряд кликал по страницам интернет-магазинов, придирчиво высматривая среди дикого количества вычурных женских шмоток то самое, пока, наконец, не обнаружил потрясающее платье из тонкой материи яркого красного цвета. Я сразу понял, что это именно оно. Я хотел, чтобы она была в красном и не колебался ни секунды, нажимая на значок корзины для покупок, отправляя туда платье сразу в двух размерах…

— Где вы сейчас, Фим?

— В машине, — бормочет она в ответ. — Мы движемся по проселочной дороге. Вокруг сплошные деревья, и дорога очень узкая. Хорошо, за все это время нам не попалось ни одного встречного автомобиля, иначе пришлось бы ползти по заросшей обочине.

— С вами кто-то еще?

— Да, это Дашка, моя одногруппница.

— Вам знакома эта дорога?

— Нет. Мне немного неуютно, но Володя говорил, что ездил здесь много раз. Он достаточно подробно растолковал мне маршрут, чтобы я не свернула в неправильном месте.

Доктор не спрашивает, кто такой Володя. Он просит ее описать дорогу, останавливается на словесном изображении качающихся ветвей деревьев и ее малозначительных разговорах с одногруппницей. Умело расслабляя мою Принцессу болтовней на различные отвлеченные темы, он все больше погружает ее в транс, раздваивая реальность на две параллельные прямые. Понемногу меня уносит звуками ее теплого голоса в те бесценные мгновения, когда я с трепетом держал ее безвольно висящие руки, касаясь тонких запястий окровавленными губами, впечатывал в себя любимый запах, всеми силами стремясь отдалить неминуемость расставания. Когда я с пылкой страстью рассказывал ей о своей любви, просил уступить мне, в исступлении гладил пальцами ее острые плечи, она ничего не осознавала. Ее глаза упирались в мое обезображенное гримом лицо, но смотрели куда-то сквозь меня, пока я клятвенно обещал ей влачить свое жалкое существование только ради того, чтобы иметь возможность быть с ней рядом.

Эта любовь беспощадно сжигает меня изнутри, но в то же время дарует ни с чем не сравнимое ощущение обретенного смысла жизни, надежды, перманентной эйфории всего лишь от осознания существования на одной планете со мной этой неповторимой девушки. Если бы моя Принцесса жила в другой стране, на другом континенте, в непроходимых тропических лесах или на острове, затерянном посреди бескрайнего океана; если бы она была кем-то или чем-то иным, бесформенной сущностью или внеземной цивилизацией, я истесал бы все ноги до кровавых мозолей, почти неживой и с трудом осознающий реальность вокруг себя, рано или поздно все равно бы нашел ее. Я бы заново придумал ее. Я не могу сбиться с ее следа, чувствую в себе ее жизнь и твердо знаю: ничто на свете не способно разлучить нас, впаянных друг в друга кем-то свыше задолго до того, как мы с ней вернулись в этот мир такими, какие мы есть сейчас. Этого нельзя было избежать.