Видимо, Д’Обинье знал какую-то печальную историю, которая связывала Генриха с матерью Генриетты. Никакой ясности на этот счет в голове Никиты пока не было. Слова слетали с его языка сами собой, не спрашивая позволения.

Анна, дождавшись паузы в их разговоре, снова поклонилась и тихо спросила:

– Государь, прошу вас, не сочтите за дерзость! Вы проделали немалый путь из Монтобана, наверное, устали с дороги и проголодались. Могу ли я осмелиться предложить вам наши скромные кушанья и вино?

– Почему бы и нет. А, Агриппа?! Пожалуй, я и в самом деле не прочь перекусить!

Генрих благосклонно взглянул на женщину.

– Неси свои кушанья, Анна. Мы с Д’Обинье будем трапезничать здесь, наверху, а остальным накройте на кухне.

– Как прикажете, государь, – присела Анна. – Мы приготовим для вас стол в соседней комнате. Там вам будет удобнее.

Подобрав юбку, Анна быстрым семенящим шагом направилась к двери, в проеме которой торчала нескладная фигура Эдварда. Она быстро дала ему какие-то указания, и старик устремился вниз по лестнице, рискуя по дороге свернуть шею.

Вслед за хозяйкой Никита и Генрих с девочкой на руках перешли в соседнюю комнату. Она была проходная, без окон, но с небольшими отверстиями под потолком и предназначалась, видимо, для приема гостей. Вторая дверь в дальнем ее конце вела в другие покои. Генрих, а за ним и Никита сняли шпаги, сложили их в углу, а сами уселись на покрытых тюфяками широких скамьях. В камине полыхали дрова, но в помещении все равно было довольно зябко.

В доме поднялся переполох. Откуда ни возьмись набежали слуги, которые притащили в обеденный зал деревянные козлы и доски, мгновенно соорудили из них стол и постелили на него полотняную скатерть. Следом появились горшки и блюда с едой, кувшины с вином, кубки, тарелки, ножи и ложки. Эдвард суетился вместе со всеми. Кроме старика Никита увидел еще одно знакомое лицо – это был плечистый парень из амбара, который теперь таскал тяжести из кухни вверх по крутой лестнице.

Накрыв на стол, прислуга сгрудилась кучкой в дверях, но Анна жестом велела им выйти вон. Всем, кроме Деда, который на правах доверенного человека остался прислуживать у стола.

По примеру короля, Никита большим ножом резал жестковатое мясо, руками ломал пресный хлеб и запивал это все молодым вином, от которого быстро начал хмелеть. «Парадный стол все так же сооружают из плохо струганных досок, – думал он, с сочувствием поглядывая на усталого Эдварда. – Пока недалеко ушли от средневековых феодалов в искусстве сервировки. А я сегодня, пожалуй, напьюсь во сне и наконец-то узнаю, что бывает при этом наутро».