Он сидел во дворе и ждал меня. Как только я подошел к нему, он рукой показал, чтобы я сел рядом, и тут же начал:

«Я осиротел совсем маленьким. Отец мой погиб, когда мне было восемь лет, а когда мне было одиннадцать, казаки подожгли наш дом, моя маленькая сестра вместе с мамой сгорели. Мне помогли скрыться близкие моего отца, я чудом спасся. Враги моей семьи хотели убить и меня, как наследника имения, чтобы потом они смогли завладеть нашими землями. По той же причине они сожгли несколько домов в деревне. В это время из нашего Черниговского уезда согнали несколько деревень, населенных староверами, чтобы потом переселить их восточнее, на Оку. Мы догнали их, и друг моего отца передал меня их старосте, которого он знал и раньше. Он рассказал ему обо всем, что произошло и объяснил, почему я должен был бежать из моей деревни. Этого человека звали Захар Захарович Захаркин, он был старостой и наставником деревни староверов. Моему спасителю он сказал, что их определили на поселение в Курский уезд, что до того места надо было пройти более двух тысяч верст, а потом еще добраться до реки Оки. Тот, кто привел меня к Захару Захаровичу, сказал, что найдет нас, и вернулся обратно. Так я, маленький мальчик, оказался в совершенно чужой обстановке, в окружении людейс абсолютно другим, незнакомым мне, укладом жизни. До того времени я ничего не знал о староверах. Было только одно: нас, детей, пугали ими: «Если будете плохо себя вести, то мы вас отдадим староверам,» – говорили нам взрослые. Эти угрозы почему-то действовали на детей сильнее других слов. С того дня я видел столько дорог и прошел столько верст, что я и представить себе не мог, что человек способен столько пройти. Мне помог Захар Захарович, он сказал: «Это все временно, пока твой близкий непридет за тобой.» Но никто не пришел за мной ни в тот год, ни потом. Мне исполнилось пятнадцать лет. Я как будто привык к новому месту и строгому укладу жизни староверов. Но в одно осеннее утро к нам пришли и сказали, чтобы мы освободили дома, что вся деревня должна переселиться в другое место. Большая беда свалилась на нашу голову. Представь себе, что с нами было, когда мы узнали, что у нас отнимают все созданное нашими руками – деревню, хозяйство, и безо всякой вины ссылают в Сибирь. За те четыре года, что мы обжились и обустроились на новом месте, потребовалось сколько труда… Я был таким же усердным и трудолюбивым, как и все и, насколько мог, всегда был рядом с ними. Такая несправедливость угнетала меня. Этих людей ссылали в Сибирь лишь за то, что они молились так же, как их предки, а их предки молились так, как ранние и истинные христиане. Но что нам оставалось делать? Как говорится: противлома нет приема. Староверы никогда не были агрессивны, наоборот, они очень законопослушные и преданные своей стране люди, со своими особенными правилами жизни и высокими нравственными стандартами. Они с удивительным спокойствием и терпением принимали от властей все эти беззакония, грабежи и унижения. Но я никак не мог смириться с этим. За четыре года я вроде бы и привык к их образу жизни, но внутренне я все же оставался другим человеком. Мой приемный отец был человеком очень высокой нравственности и большого ума. До конца своей жизни он пользовался большим уважением среди староверов. Он и сказал мне: «Если хочешь оставайся здесь, тебя они не тронут.» Я отказался: Куда вы, туда и я. «Ты обрекаешь себя на муки, – сказал он. Но именно мученическая жизнь, а не блаженство является настоящей жизнью.»