Петро был другом детства Евсея, они были из одной деревни еще до того, как их переселили. Я отдал им их деньги, а сам пошел в свою деревню, и передал деньги моему приемному отцу. Я рассказал ему о том, что произошло. Сказал я и то, что этот чиновник все равно написал требование о нашем переселении. Он сказал: «Мы погибли, но это для нас не впервой, а вот тебе надо спасаться.»

Из трех деревень они переселили на восток около трехсот семей. И опять никто не знал, где их окончательно поселят их. Два десятка удалых молодцов заковали в цепи, и как стадо овец погнали отдельно.

Петро с тремя ребятами, которым удалось спастись от солдат, присоединились ко мне. С того дня мы натворили много бед. Сначала мы освободили закованных в цепи мужчин из нашей общины. Мы напали на них у реки Бия, убили четверых солдат, еще двое убежали. Из этих двадцати, лишь пятеро согласились стать членами моего отряда, остальные не двинулись с места. Я никак не смог убедить их, что лучше быть свободными.

– Нет, – сказали они, – что нам отпущено Богом и судьбой, то и должно быть.

– Но сейчас Бог определил вам свободу, – старался я убедить их.

– Нет, это было твое решение, – был их ответ. Что я мог поделать? У меня не было таких знаний и опыта, чтобы переубедитьих. Получалось так, что их отправка на каторгу по капризу чиновников и полицейских была волей Божьей, а то, что я освободилих, дал им возможность свободной жизни и достойной смерти, – это было только моим решением. Все, что я мог, я сделал. Мы оставили их и ушли. Мы убили всех чиновников и полицейских, которые встретились нам по пути. Нашли мы и того священника, который срезал крест с нашей церкви, и тоже убили его. Мы нежалели никого, и не собирались что-то делать. «У всего есть свойпредел, и вот этот предел настал,» – говорил я.

Началась охота на нас. Регулярные военные части искали наспо лесам. У меня оказались способности к партизанской войнеи маневрированию. С нами ничего не могли сделать, я не потерялни одного человека. Я решил повести отряд на восток, чтобы быть рядом с караваном нашей общины, и знать где они поселятся, чтобы не потерять их.

Мы догнали их у реки Бия, где они собирались перейти через реку напротив деревни Дмитриевка. Весь этот большой караван сопровождало всего около двадцати солдат. Честно говоря, мы не знали, что делать. Если бы мы даже и убили всех солдат, то это не принесло бы свободы нашей общине. Наоборот, это создало бы для них еще большую опасность. Несколько семей смогли бы спрятаться свободно, но столько людей не могли же исчезнуть бесследно. Хотя они и относились к нам беспощадно, но подобная же беспощадность по отношению к ним не смогла бы ни напугать их, ни изменить их отношения к нам. Я чувствовал себя совершенно беспомощным, ничего разумного не приходило на ум. Оказывается, во мне уже проснулся здравый смысл, но пока я не мог осознать этого. Моя юношеская жажда мести застила мне глаза. Мои действия были похожи на нервный взрыв, который создал опасность для стольких людей и направил их на путь новых испытаний. Уже в который раз… Эх, если бы я тогда знал и умел столько, сколько сейчас, то не вверг бы стольких людей моей общины в такие неприятности. Оказывается, сам Господь Бог постучался ко мне в день свадьбы, чтобы устроить мне экзамен, смогу ли я принести себя в жертву моему народу и моей семье. Но я тогда не знал этого, вернее, не понимал, все это приходит лишь с возрастом. Хотя я и был готов понести жертву, не боялся я жертвовать и самим собой, я был искренним в своих действиях, но, к сожалению, я делал это не так, как этого требовал от меня Господь. Что касается меня, каждый день начиная с того дня, я совершал все новые и новые грехи, и этому не видно было конца. Я убивал тех людей, которые не совершали прямых преступлений ни против меня лично, ни против моей общины. Разгневанный несправедливостью власти, я лишал жизни безвинных людей, будь то полицейские или чиновники, которые совершали преступления против других. Сама власть по своей сути является несправедливой, по отношению к людям, но… Я оказался перед трудным выбором: либо я должен был продолжить борьбу, которая должна была стать более масштабной, чтобы она принесла хоть какой-то результат, и тем самым вынудить режим и Русскую Церковь прекратить притеснять нас; либо я должен был отказаться от борьбы. В противном случае, нас всех все равно где-нибудь убили бы, и все закончилось бы так же, как это часто случалось в жизни восставших людей. Либо мне самому надо было уйти куда-нибудь далеко от этих мест.