Глубокий вдох, болезненный с непривычки, наполненный призрачным счастьем, затем еще один и еще. Страх постепенно сошел на нет, и Ирина уже уверенно дышала полной грудью. Любовь к Тимуру, чистая и светлая, как лавина, стремительно наполняла ее, исцеляла незаживающие раны и возрождала к жизни.

Романова осторожно коснулась небритой щеки и ощутила легкое покалывание на кончиках пальцев. Мурашки, будто тысячи электрических импульсов, хаотично рассыпались по коже. Волшебство, которое когда-то возникло между ними, никуда не исчезло. Нить, истончившаяся до последнего волоска, в одно мгновение превратилась в стальные канаты, надежно связывающие их между собой.

Она едва заметно улыбнулась своим мыслям и продолжила заново изучать Тимура. Аккуратно поглаживала оголенные участки и отмечала мельчайшие изменения в нем.

— Я с тобой, теперь я всегда буду рядом, — прошептала и присела на стул. Затем взяла его прохладную ладонь в свою и крепко прижалась к ней губами. Тим тихо спал и никак не реагировал на ее касания.

— Что с ним? — Ира перевела тревожный взгляд на Таню.

Но та не нашлась с ответом и опустила глаза.

— Тань!

— Я не буду тебя обнадеживать, состояние крайне тяжелое. Он в коме.

Четко и жестко она выпалила всю правду и замерла в ожидании. Сердце ее болезненно сжималось от жалости, но обмануть подругу еще раз, дать ей напрасную надежду Таня не посмела.

— Давно?

— Неделю.

В палате повисла напряженная тишина. Лишь монотонный писк приборов изредка нарушал ее.

Ира еле заметно кивнула, переваривая полученную информацию, и отвернулась к Тимуру. У нее отняли целую неделю. Это много или мало? В масштабах целой жизни, наверное, ничтожно мало, но кто знает, сколько им еще осталось? События последних месяцев научили ее ценить каждую секунду, каждое мгновение…

Горькая усмешка исказила лицо, жгучая обида заполнила душу. Куликова была, пожалуй, единственным человеком, которому она слепо доверяла, и именно этот человек жестоко предал ее.

— И все это время ты молчала, — ледяной, колючий тон эхом разнесся в тишине помещения.

Таня невольно поежилась. Чувствовала за собой вину и не знала, что сказать в свое оправдание, просто давала Ире возможность высказаться.

— Ты знала, как много он значит для меня, и ничего мне не сказала… Как ты могла так поступить со мной, Тань?

— Нельзя было по-другому…

— Нельзя? А что ж ты сразу меня не добила, а? Чтоб не мучилась…

Боль, отразившуюся в глазах, пропитавшую каждое слово, было не утаить.