«Нет, я этого больше не вынесу», – решил Жордан и объявил Китерии, что он не допустит, чтобы в его доме обижали его сына.

– Но он сам ко мне придирается, – автоматически ответила Китерия, не отрываясь от энциклопедии. – Ты знаешь, что такое Ойкумена? – торжественно и строго спросила она мужа. – Нет. А я знаю! И кто такой был Оттон, тоже знаю, и что Орф был композитором…

«Нет, я всё-таки люблю эту идиотку», – подумал растроганно Жордан.

Тулио зашёл к Женуине, зная, что её нет дома. Он твёрдо решил поговорить с Мерседес. Чувство глубокого оскорбления за Женуину саднило, как рана. Он надеялся пронять жестокое сердце девчонки, вызвать в нём если не раскаяние, то хотя бы ощущение стыда перед соседями. Он, со всей своей мудростью, не понимал, что есть натуры, до которых слова не доходят.

Мерседес была дома. Она собиралась на ужин к Китерии. Незадолго до приезда Тулио заходил Аугусто и огорошил её сообщением о том, что он живёт теперь с ней на одной улице, в белом доме в самом начале её. Как всегда, встреча с Аугусто внесла смуту в душу Мерседес. Ей так хотелось повторить с ним всё, что было на яхте, но в то же время её душила злоба: так обмануть, так наколоть! Ей уже казалось, что именно Аугусто виноват в том, что Вагнер оскорблял её, как последнюю уличную девку.

«А теперь припёрся жить на мою улицу, будто мало здесь неудачников и бедняков. Соглядатай несчастный», – вот о чём думала Мерседес, расчёсывая жёсткой щёткой свои прекрасные пепельные волосы.

– Эго хорошо, что ты одна, – сказал Тулио. – Я могу сказать тебе всё начистоту.

– Валяйте, – небрежно бросила Мерседес, не оборачиваясь от зеркала.

– Ты стыдишься своей матери, а ведь она тебя кормит и одевает. Пускай это для тебя ничего не значит. Но ведь твоя мать незаурядная, талантливая женщина, неужели ты не видишь этого?

– Нет, не вижу.

Тулио побледнел от её хладнокровной наглости, но справился с гневом.

– Ну что ж, это можно понять… потому что сама ты – ничтожество, а главное свойство людей ничтожных не видеть, не понимать и даже презирать достоинства других людей. Им проще жить, если доказать себе, что вокруг тоже людишки так себе, это и называется отсутствием благородства. У тебя есть амбиции, но вместо того, чтобы направить их на достойные дела, ты всё вокруг превращаешь в гадость.

– А кто вы такой, чтобы читать мне нотации? – Мерседес говорила спокойно и раздельно. – Вы – обмылок жизни, проживающий в двух жалких комнатах. Кто ваши дети? Притрехнутый Лоуренсо и Ким, связавшийся с хулиганьем.

– Я мог бы жить и в лучшем мест… – Тулио осёкся, он почувствовал, что защищается перед этой дрянью. – Ты мозглячка, способная лишь задирать подол.