– Чтобы любить и почитать его… – добавила Патрисия.
– Как раньше?.. – спросила Изабела.
– ...в радости и в беде... – со слезами на глазах произнёс Аугусто.
– ...в богатстве и бедности... – как эхо откликнулась Патрисия.
– …здоровым и больным, разделяя с ним и радости, и печали до тех пор, пока смерть вас не разлучит, – Аугусто опустился на колени перед матерью.
– Согласна, – ответила Лаис.
– Согласен, – повторил за ней Конрадо.
Северино принялся разливать шампанское, зазвенели бокалы, все подходили с поздравлениями к Лаис и Конрадо.
Рутинья и Женуина оказались рядом, и мудрая Рутинья, которая не хотела огорчать Лаис перед праздником и которая поняла, что снимки, хранящиеся в жёлтом конверте, очень опасны, гораздо опаснее, чем может представить себе Лаис, встретившись глазами с Женуиной, подумала, что она просто обязана рассказать Женуине обо всём служившемся.
Они отошли в сторону – и странно: Женуина поняла, о чём идёт речь, с полуслова.
«Она хорошо знает свою дочь, – подумала Рутинья. – И значит, я правильно сделала, предупредив её».
– Мама, правда, отличный праздник? – радостно спросила Мерседес.
– Да, дорогая, только я... хочу подняться наверх вместе стобой в комнату Лаис. Идём!
– Что-нибудь случилось? – спросила Мерседес, поднимаясь по лестнице, впереди матери как под конвоем.
– Не знаю, – сказала Женуина, открывая дверь комнаты Лаис и пропуская Мерседес. – Может быть, мне придётся надавать тебе по шее... Мне не хотелось этого делать на людях. Сядь!
Мерседес покорно села.
– Вообще-то с тобой должна разговаривать Лаис, мать твоего мужа, а не я... Я оказалась на её месте, потому что сама выбрала эту поганую миссию.
– Я не понимаю, о чём ты говоришь?!
– А я уверена, что понимаешь. Посмотри иа себя, тебе же страшно, у тебя даже губы дрожат и глаза на мокром месте. У тебя всегда так: заваришь кашу – и в кусты, когда почуешь, что я собираюсь тебя наказать. Только мать всегда, в конце концов, простит, что бы ни натворили дети, она всё равно их прощает. Она помнит об этом, но не держит на них зла, даже если ей самой очень больно. Только другие не похожи на мать, они не любят тебя так, как я. Ведь ты когда-то была частью моего тела, у нас с тобой было одно сердце. И поэтому мы не сможем жить друг без друга, как бы нам этого ни хотелось... Поэтому я понимаю всё, что ты чувствуешь, что ты думаешь. Я знаю, что тебе нравится, а что – нет. Я знаю всю твою подноготную, как свои пять пальцев. Иногда я притворяюсь, что не понимаю, что происходит. Только моё сердце не проведёшь, так же, как сейчас. Как тебя сфотографировали с другим мужчиной... Что ты натворила, Мерседес?