Помешался Пётр Сергеевич — отцеубийство, хотя и косвенное, сделало его сознание непроницаемым, а ум — крайне непонятливым. Возжелав иметь всё на свете, он страшно боялся продешевить…
Настал день, когда он, наконец, узнал причину появления феи-ангела в унылом полумонастырском заведении: у неё в Петербурге был тайный жених! Из местных дворянских сынков. Как-то днём она остановила Петра Сергеевича у флигеля, у того самого, где чулан.
— Раз уж вы меня первый встретили подле этих стен, то и знать вам первому полагается…
— О чём вы? — смиренно спросил граф, отведя свой пронзительный взгляд.
— Не смущайтесь, пожалуйста. Мы ведь с вами друзья?
Пётр Сергеевич кивнул.
— Тогда вы согласитесь мне помочь! — обрадовалась барышня, запрыгала и захлопала в ладоши.
— В чём должна состоять моя помощь?
— Видите ли… — начала болотная принцесса свой чрезвычайно длинный и необыкновенно трогательный рассказ…
Из того повествования он доведался, что девицу звали Анной, и что она уже однажды виделась со своим суженым, а то был суженый, вне всякого сомнения. Встретились они год назад на императорском балу, альбомы друг другу подписали, и к следующему балу должны были определиться с чувствами: либо поклясться друг другу в вечной любви, либо расстаться навеки.
— Я напишу ему записку и передам с вами. Вы ведь не откажете затворнице-смолянке, побудете моим курьером, хорошо?
Пётр Сергеевич снова кивнул. Вид у него был смиренный и задумчивый, в то время как в душе творилось всякое-разное. Загляни кто-нибудь в тот момент ему в душу, отпрянул бы в ужасе…
Ровно через два часа брюнетистый курьер с жиденькими накладными усиками стоял в богато убранной княжеской гостиной, залихватски подбоченившись и насупившись. В той же гостиной, у столешницы с инкрустацией из слоновой кости и полудрагоценных камешков, сидел благородного вида юноша, чуть младше его возрастом, и строчил под диктовку любовные письма — одно длинней другого, на дорогущих вензельных листах. Юноша был трепетен и бледен, а диктовавший гость — не в меру свиреп и требователен.
— Чему вас учат в институтах? Письма невесте — и то написать не умеете… Дайте-ка сюда свои маракули!
Юноша протянул Петру Сергеевичу очередной исписанный листок. Граф схватил его, стал рассматривать.
— Хм… Та же история… Почерк снова чересчур уж ровный, складно написано, но… без души!
— Я старался вложить все чувства, которые…
— Все ваши старания пустыми оказались! Необходимо присустствие живой души! Живой! Душа, она либо присутствует, либо отсутствует! Разве уважающая себя дама откликнется на такое холодное, хотя и весьма учтивое, послание?!