— Довольно… сомнительная, — кивает в ответ, и уголки её губ на несколько особенно волшебных мгновений взлетают вверх, сбивая планету с оси и вызывая мощное землетрясение, от которого асфальт под моими ногами трясётся и раскачивается по широкой амплитуде.

Это взрыв, вспышка, конец света. Ебучий судный день, пережить который я уже и не надеюсь.

Смотрю на неё, как на чудо света. На спустившееся прямиком с небес божество. На квинтэссенцию всего самого счастливого, хорошего, искреннего, что было за убогие тридцать лет моей жизни. И внутри всё заходится от смеха над самим собой, своими наивными рассуждениями и нереально-благородными намерениями.

Никогда я тебя не отпущу, Маша. Не приму никакой отказ. Не дам тебе этого блядского выбора, пока есть хоть один шанс, что он будет не в мою пользу.

— Поехали домой? — выпаливаю быстрее, чем успеваю осмыслить свои слова. Вижу, как она одёргивает себя и хмурится, напрягается, замечая мои импульсивные, поспешные, отчаянные шаги вперёд.

Жду отступления. Сопротивления. Горячей точки. Холодной войны.

Но последнее расстояние оказывается преодолённым, и наши тела соприкасаются легко и беспрепятственно. Кончик её носа трётся о мою шею аккурат над воротничком рубашки, горячие ладони ложатся на плечи осторожно, боязливо, выдавая такую разную, но общую дрожь. Судорожно целую светлую макушку, запускаю пальцы в мягкие волосы и любуюсь тем, как играют на них солнечные блики.

Удивительно, но в Петербурге не идёт дождь. И солнце светит тепло и ласково.

— Сколько времени у нас будет на этот раз, Кирилл? Ночь? Несколько дней? Ещё одни полгода?

— Вся жизнь, Ма-шень-ка, — шепчу с улыбкой на губах и сжимаю её сильно, захлёбываясь бесконечными признаниями в том, как невыносимо нуждаюсь в ней. Стискиваю в объятиях ещё крепче, до хруста костей, до остановки синхронно колотящихся сердец, до всхлипа чистого восторга и глубокого вдоха счастья, обретённого спустя долгие двенадцать лет не ложных надежд. — Клянусь, что теперь у нас с тобой будет вся жизнь.

Бонус 3. Возведение в квадрат

Бонус 3. Возведение в квадрат

Чёртовы привычки сводят меня с ума. С полудня хожу сонной мухой, еле нахожу силы для самых простейших дел, даже не разговариваю без лишней необходимости — то ли слабость такая, то ли лень. Но в половину одиннадцатого вечера мой организм вдруг вспоминает, что ложиться спать он привык ближе к двум ночи, и под тяжёлым тёплым одеялом я просто кручусь и ёрзаю, проклиная всё на свете.

Зима — время спячки. У меня она тоже настала, но совсем в ином плане: притаилась тревога, с которой мы шли рука об руку сколько себя помню. Теперь же она ждёт ненавистного апреля, звуков прошлого, — капли по карнизу, визг шин, телефонный звонок, — что давно не пугают меня как раньше, но заставляют сердце рефлекторно пропускать один удар. Она ждёт жаркой поры, душных ночей, чтобы шепнуть мне сквозь рваный, поверхностный сон: «Ты помнишь?»