Светлый фон

Реальность настигла меня внезапно, одним рывком вытащила из-под толщи воды, в которой я тонула и захлёбывалась, не задумываясь о последствиях. А теперь меня начинало трясти от ужаса, потому что Иванов не останавливался, и я не знала, что теперь делать.

— Максим, — срывающимся на истерику голосом позвала я, упираясь ладонями ему в плечи. И те несколько мгновений, пока он никак не реагировал, я ощущала полное оцепенение и пугающую опустошённость, не в состоянии вымолвить больше ни слова. Просто застыла, как жертва в ожидании смертельного броска загнавшего её в тупик хищника.

Он испуганно отдёрнул от меня руки, отступил назад и громко врезался спиной в хлипкую стенку кабинки, оглядывая меня с ног до головы с такой растерянностью, словно сам не до конца понимал, что сейчас произошло.

— Полина? Поля, ты в порядке? — спросил он, нерешительно коснувшись пальцами моей щеки, пока я дрожала, вцепившись в края расстёгнутого платья и пытаясь свести их обратно, совсем не задумываясь о том, чтобы застегнуться.

Была ли я в порядке? Определённо нет. Мне хотелось стряхнуть с себя всё наваждение этого вечера, облепившее тело сплошной сухой корочкой, хотелось отмотать время вспять и не наделать очередных непоправимых ошибок, хотелось просто сползти на пол, обхватить колени и разреветься от обиды. А вместо этого я буквально свалилась прямиком в его объятия, беззвучно шевеля губами и еле сдерживая рвущийся наружу крик.

— Я напугал тебя, да? Прости, что я напугал тебя. Я не хотел, Поля, извини меня, — растерянно бормотал он, прижимая мою голову к своему плечу и бережно поглаживая по волосам.

— Это просто так… я не хочу так…

— Да, всё слишком быстро и ты так не хочешь. Я помню, — отозвался Иванов, не пытаясь скрыть свою обиду и раздражение, естественно вернувшиеся вместе с воспоминанием о начале нашего разговора. — И что это было вообще, чёрт побери? Незадолго до этого сраного спектакля всё было в порядке, а потом тебя будто… — видимо, именно в этот момент его настигло озарение, и продолжение фразы сказано было совсем иным тоном: мягким, слегка насмешливым, покровительственно-прощающим: — Ты приревновала.

— Нет, — поспешила ответить я, хотя слова его были утверждением, а никак не вопросом. Признавать правду мне категорически не хотелось, но и вменяемых оправданий своему поведению найти не получалось.

— Тогда объясни мне, что случилось?

Я облизала пересохшие от волнения губы, пытаясь унять предательскую дрожь, до сих пор сотрясающую тело, надёжно спрятанное в плотном кольце его тёплых рук. Страх до сих пор не давал нормально думать, сковывал грудь и шею железными тисками и пульсировал в висках раскатами грома, и единственное, что до сих пор помогало мне держаться на ногах и избегать истерики, — это именно его поддержка.