Пока моя жизнь являла собой образец импульсивности, стохастичности и хаоса во всём, от мыслей до действительно важных, решающих поступков, у него всё оказывалось продумано на несколько шагов вперёд, упорядочено и стабильно. Кажется, даже его перемены настроения можно было вписать в алгоритм и получить синусоиду с чётко выверенными координатами, от которых он бы ни за что не отклонился.

Пожалуй, единственное, что совсем не вписывалось в его рассудительность, — интерес ко мне. Своей эмоциональной нестабильностью я привносила полнейшую неразбериху во все его планы, срывала их внезапными импульсивными порывами или приступами беспричинного самобичевания, с которыми он из раза в раз пытался справиться, так же уверенно раскладывая по полочкам все мои страхи, комплексы и чувства, порой не до конца понятные даже мне самой.

И ладно я совсем чокнутая, но как его-то угораздило ввязаться в отношения со мной учитывая то, на какой ноте начиналось наше общение?

— Максим, а помнишь, как мы впервые встретились на поле? — кокетливо протянула я, задержавшись на несколько шагов позади него, и, быстро склонившись к земле, зачерпнула полные ладони влажного, слегка рыхлого снега, приятно скрипнувшего под пальцами.

— Мне действительно стыдно за тот случай, если ты… — он не успел ни договорить, ни обернуться; так и застыл тёмным пятнышком среди сумерек, синей вуалью опускавшихся на заснеженный задний двор, когда запущенный мной наскоро слепленный снежок прилетел ему точно в затылок, белыми хлопьями оставшись в коротких волосах.

Торжество справедливости получилось настолько быстрым и смазанным, что я и насладиться им толком не успела. Потому что Иванов обернулся и уставился прямо на меня с лицом каменно-непроницаемым, показательно спокойным, и лишь его хитрый прищур охотника, завидевшего лёгкую добычу, подсказывал мне: пора спасаться.

Я рванула прочь от него и испуганно взвизгнула в тот же момент, как краем глаза заметила резкий рывок в свою сторону. Догнать меня он мог за пару секунд, но предпочёл от души поиграться, гоняя меня по всему двору, специально замедляясь незадолго до того, как расстояние между нами становилось критически малым.

— Сдавайся, и тогда твоё наказание не будет столь жестоким! — самоуверенно и нагло заявил он, приближаясь ко мне медленно и неотвратимо, по-кошачьи грациозной походкой и с хищной улыбкой на пухлых губах. Я оказалась в западне, уперевшись спиной в прозрачную стену веранды, задыхалась после непредвиденной пробежки на обжигающе-ледяном зимнем воздухе, но при этом давилась смехом.