— Поговорили, — отмахнулась я, радуясь только тому, что за общим шумом вряд ли будет слышно, как я шмыгаю носом. С помощью ледяной воды удалось как-то успокоиться и смыть с лица слёзы, но я чувствовала, что сейчас мне будет достаточно и одного неосторожного слова, чтобы снова разреветься.
Забыть бы Максима раз и навсегда. Уехать на другой континент, чтобы никогда больше случайно с ним не пересечься и не вспоминать обо всех тех эмоциях, что он привнёс в мою жизнь. Это было особенно жестоко: сначала подарить столько радости и счастья, а потом вот так бесцеремонно выдрать их из моих рук и оставить меня ни с чем.
Хотя нет, всё же с чем-то. С тягостно давящим на грудь разочарованием, истёртыми почти что в пыль осколками моих надежд и чувством собственной ничтожности, от которого хотелось выть в голос.
— Так что, всё… плохо? — нерешительно уточнила Наташа, пристально вглядываясь в моё бледное, до сих пор покрытое красными пятнами лицо, и пытаясь поймать мой бегающий по залу взгляд.
— Всё просто никак, — слова давались с трудом, больно царапали горло и каждой саднящей маленькой ранкой на губах напоминали о том, как мы неистово целовались, не в состоянии оторваться друг от друга.
В последний раз. Теперь уже точно без всяких обнадёживающих «как», помогавших мне так долго отмахиваться от очевидного. Мы ведь и правда не пара: он вовсе не тот идеальный и понимающий парень, которого придумало моё воображение, а я — не девушка мечты, способная согреть его своим теплом. Мы были глупыми и самонадеянными, почему-то решив, что сможем дать друг другу что-то большее, чем несколько новых ран, оставшихся от соприкосновения острых осколков наших душ.
— Где Рита? Я хочу уйти домой.
— Сегодня гимназия осталась без дежурных, — усмехнулась Колесова и взглядом указала в центр зала. Там, среди топчущихся в медленном танце учеников, как обычно выделялись ярко-рыжие волосы высокого Чанухина, прижимавшего к себе Марго так тесно, что её с трудом можно было разглядеть за широкими плечами и обвивающими тело мужскими руками.
Они и танцевать-то не особенно пытались, лишь изредка отступая на шаг в сторону от других пар. Слава зарывался носом в её пышные светлые волосы и что-то увлечённо шептал, неторопливо накручивал на свой палец одну волнистую прядь, делая это будто неосознанно, по старой привычке, под влиянием эмоций перестав контролировать собственное тело. А Рита спрятала лицо у него на груди и только в исступлении цеплялась за ткань белоснежной рубашки на его плечах, выдавая тем самым своё волнение.