— Просто встала слишком резко, — прошептала я, неосознанно склоняя голову ближе к нему и подставляя щёку под его пальцы, как изголодавшийся по хозяйской ласке зверёк, всем своим видом умоляющий «ну же, погладь меня ещё».

— Не пугай меня так больше, ладно?

— Не буду, — очень серьёзно ответила я, наконец нашарив ладонью край его куртки и вцепившись в него, как в спасательный круг. Чтобы ему как можно сложнее было просто сорваться и уйти, бросив меня один на один со своими невысказанными чувствами. Почему-то именно в этот момент мне вспомнились сказанные им ещё в новогодние каникулы слова «Будь моя воля, я бы тебя вообще никогда не отпустил», и только теперь от них по-настоящему прошибло разрядом тока в самое сердце.

Я бы тоже — не отпустила. Никогда и никуда. И безумно бы хотела, чтобы и он до сих пор желал того же.

— Максим, пойдём ко мне? Мама посмотрит на твою рану и хотя бы обработает как следует.

— Мне кажется, сейчас не лучший момент для нашего… знакомства, — хмыкнул он, вопреки моим опасениям, не отстранившись, а напротив, обхватив меня за талию и прижав ещё ближе к себе.

— Не лучший, — кивнула я, и сама понимая, что потом у мамы возникнет очень много вопросов, на которые мне придётся как-то отвечать, — но лучшего момента можно ждать ещё очень долго, а я… не хочу.

Ожидание его ответа стало настоящей каторгой, затянувшейся на секунды тишины пыткой, в течение которой мою душу беспощадно клевали и рвали на куски хищники-сомнения. И после всех сказанных друг другу прежде слов, после взаимных обид и впервые произнесённой вслух мысли о том, что у нас никогда не сложится, у меня уже не хватало веры и надежды на то, что всё может стать как прежде.

Тот хрупкий мир, что выстраивался между нами прекрасным миражом последние два месяца, мы сломали, растоптали и похоронили под тяжёлой могильной плитой собственной нерешительности и непомерной гордости. Всё, что оставалось теперь — лишь ждать его решения: хочет ли он так же сильно, как я, хотя бы попытаться построить что-то новое, крепкое и настоящее, способное стойко вынести любые невзгоды.

Иванов сделал глубокий вдох; я почувствовала, как его плечи и грудь взметнулись под моей обессилено прислонённой к ним головой, и сама задержала дыхание, пытаясь боковым зрением увидеть на его лице хоть какую-нибудь подсказку, что же будет дальше. Но взгляд мазнул только по слегка приоткрытым, обветренным губам, которые он быстро облизал языком, и по чёткой линии подбородка, слегка перепачканного ржавыми разводами не до конца смытой крови.