В конце концов, папа очень любил футбол и хорошее чувство юмора. А мама… мама ценила тех, кто не принимался спорить с её безоговорочно верным и не подлежащим пересмотру мнением.

Но была у меня ещё одна идея. Безумная. Отчаянная. И очень захватывающая и будоражащая моё воображение, стоило лишь подумать о моменте её претворения в жизнь.

Хоть с Ивановым мы и обсуждали постепенное, плавное и мягкое по восприятию признание собственных отношений, я хорошо помнила главный родительский завет: чем быстрее сорвёшь пластырь — тем проще и безболезненней это будет.

Моё вчерашнее внезапное исчезновение с урока физкультуры не осталось незамеченным, и при первой же появившейся возможности Филатова начала отыгрывать свою коронную партию, распаляясь с таким воодушевлением, словно мои поступки волновали её многим больше, чем меня саму. Правда, после прозвучавшей в первом же предложении надоевшей комбинации слов Романова-Иванов-жалкое зрелище я перестала слушать и переключилась на собственные мысли, позволив Натке вступить в ожесточённую оборону.

По крайней мере Колесовой и правда нравилось участвовать в перепалках и всеми силами пытаться сбить с нашей Тани спесь — так почему бы не позволить ей это? Потому что меня совсем не прельщали перспективы погрызться с кем-либо на перемене, и единственным человеком, с кем мне действительно нравилось соревноваться в остроумии, был Максим.

Только для нас это из постоянной манеры общения превратилось в некое подобие ролевой игры, странной прелюдии, которая разгоняла по крови ударную дозу адреналина, подстёгивала азарт и накаляла напряжение между нами до того предела, что непременно следующий потом поцелуй казался взрывом атомной бомбы: он оглушал, сшибал с ног, разрывал на ошмётки и напрочь лишал рассудка.

Хотя после нашей ссоры на меня точно так же действовал вообще любой его поцелуй. И тот, что был вчера на прощание у моего подъезда, когда я зарывалась в его волосы с такой отчаянной жаждой, что наверняка причиняла ему боль, но всё равно не могла остановиться. И тот, каким мы поздоровались сегодня утром в раздевалке, дико набросившись друг на друга и свалив на пол чужие куртки. И тот быстрый и неловкий, что я приберегла для нашей следующей встречи, откладывающейся из-за его необходимости обсудить своё место в команде с директором и Евгением Валерьевичем.

Удивительно, но после нашего с Ивановым примирения я не ощущала ожидаемого прилива беззаботного счастья или приятного волнения. Мне просто было так спокойно, словно все проблемы этого мира перестали существовать и стало абсолютно точно наперёд известно, что впредь всё будет хорошо. Пусть это наверняка и был самообман, но определённо самый лучший из всех, что удавалось для себя придумать.