Неделя в роддоме показалась мне вечностью. Но теперь, оглядываясь назад, в памяти всплывает только яркая вспышка страха, трепета, предвкушения в тот миг, когда он впервые осторожно взял Злату на руки и смотрел на неё долго-долго, пристальным и настороженным взглядом оглядывал торчащие из ажурного светлого покрывальца маленькие ладошки, которые она, как настоящий Гудини, доставала наружу, несмотря на все старания детских медсестёр; на маленький нос и круглые щёки с ярко-розовой, ещё слегка шелушащейся кожей, сурово поджатые от недовольства тонкие губы, на торчащие на макушке нелепым вихрем рыжие волосы.

— Она совершенна, — произнёс он абсолютно серьёзно, и я до сих пор уверена, что Злата слышала и запомнила этот момент так же чётко и ясно, как я.

Потому что именно это утверждение она оправдывала каждым днём своей жизни.

Ей не исполнилось и месяца, когда мы переехали в снятую для нас Славой квартиру. На все вопросы о деньгах он только отмахивался и говорил, что успел кое-что накопить, и уверял, что мне не стоит переживать и нам хватит на всё необходимое. Я и не переживала: просто чувствовала свою вину в том, что теперь и ему приходилось меня «тянуть».

Мне было грех жаловаться. Люся и правда охотно нянчилась со Златой, пока я бегала по самым важным лекциям и отсиживала семинары как на иголках, постоянно не находя себе места и поглядывая на часы каждые несколько минут в ожидании возможности скорее вернуться домой. К вечеру часто приезжали Полина и Наташа, даже остававшиеся до утра, если Слава работал в ночную смену, чтобы помочь мне выспаться.

Но высыпались мы все, потому что маленькая мисс Чанухина действительно была совершенством, и в интервале с десяти вечера и вплоть до шести утра издавала разве что звуки сладкого детского посапывания.

— Максим, тебе подкинули бракованного брата! Я точно тебе говорю, дети умеют спать по ночам, — возмущалась Поля, ещё до меня успевшая с головой окунуться во все неоднозначные впечатления от незапланированного материнства.

От Златы были в восторге все. Наташа, которая относилась к детям слегка настороженно и честно признавалась, что сама не решится завести даже хомячка (сейчас нам обеим смешно вспоминать про это, но десять лет назад наши представления о мире были контрастно чёрно-белыми и допускали в себя лишь поправки на две ярко-рыжие макушки). И моя мама, так и не смирившаяся с моим выбором, внучку, тем не менее, искренне любила.

Самым сложным оказалось не справиться с дочкой, а разобраться в том, какие именно отношения связывали нас со Славой после её рождения.