Аня замолчала, терзаясь тем, что нечаянно причинила человеку боль. Потом, успокоившись немного, повторила вопрос:

— Так вы вспомнили Аню из отряда Петра Максимовича? Это я и есть!..

— Вспомнил, Аня, вспомнил, маленькая и храбрая ты партизанская разведчица!

Аня грустно улыбнулась.

— Когда же мы к Кате пойдём, Аннушка? — напомнила тётя Фрося.

— Да, да, надо идти, — поддержал старушку Фазыл. — Потом у нас ещё будет время поговорить.

«Едва ли вам будет до разговоров», — вздохнув, подумала про себя Аня, но делать нечего, тянуть больше нельзя было.

Затем она проводила всех в кабинет главного врача, что-то сказала ему на ухо и поспешно вышла, чуть ли не выбежала в коридор. Услышав от Ани, кто они и откуда прибыли, пожилой врач с бедой бородкой клинышком усадил тётю Фросю рядом с собою на стул. А Фазылу с Рустамом жестом предложил располагаться на диване. Затем он снял очки и стал медленно протирать их. Протерев, так же медленно надел. Тусклые, видимо, от усталости, да и от возраста, глаза его в обрамлении редких и светлых ресниц изучающе смотрели через очки на тётю Фросю. Видно было, что он не особенно торопился начинать разговор о Кате.

Да и к чему торопиться? Что утешительного может сказать он этой женщине и этому бледному как стена парню? Конечно же, с самыми светлыми, а если не светлыми, то всё-таки с надеждами, ехали они сюда из далёкого Нальчика и ещё более далёкого Ташкента. А он возьмёт сейчас и одним-двумя жестокими словами страшной правды разобьёт их и так изболевшиеся в беспрестанных тревогах сердца. А других слов у него не было. Потому и молчал. И без того, что он должен сказан сейчас, жизнь, видать, хотя бы ату пожилую женщину, потрепала больше, чем достаточно. Об этом красноречиво свидетельствуют следы перенесённых страданий, горя и лишений — обтянутые иссохшей, выцветшей кожей скулы, бескровные губы, потухший взгляд, неровная — он сразу приметил это, едва женщина перешагнула порог кабинета, — шаркающая походка. Ей, наверняка, не так уж и много лет, но золотистые некогда волосы густо посеребрила седина.

Человеку по природе его свойственно спешить к людям прежде всего с добрыми вестями. Он находит истинное, ничем не заменимое удовлетворение в том, что доставляет радость другим. С доброй, радостной, светлой вестью он преодолевает порою, не зная усталости и уныния, страха и отчаяния, немыслимые преграды и расстояния. И в награду за это ему достаточно лишь благодарного взгляда, счастливой улыбки.

И так же, как человек с большой охотой и готовностью доставляет людям радость, с такой же неохотой и собственной сердечной болью сообщает он им дурные, печальные, чёрные вести.