Кирилл едва сдерживал дикую жажду обладать недотрогой, наполнить ее собой, хотел, чтобы она изнывала, мучилась, жалела, что не дает ему согласия быть полностью его. Глядя в глаза, ловя каждый вздох Ульяны, он провел двумя пальцами по ее влажным складкам, чувствуя, как она истекает соками. Ее ноги раздвинулись еще шире, мышцы трепетали под жаром его рук. И хотя он знал, как горячо она хочет его, все же не торопился: ленивыми и легкими движениями ласкал ее складки, завладел ее клитором и ловил ее судорожные вздохи наслаждения и смущения.

— Пожалуйста… — облизав губы, выдохнула она и сжала его ягодицу пальцами.

И это смело терпение Кирилла. Он притянул ее к себе за бедра и, не сдерживаясь, с грудным рыком вошел в нее изнывающим членом, растягивая, наполняя ее мокрую горячую плоть.

Ульяна застонала и прогнулась ему навстречу. Острота чувств была на пределе. Барховский смотрел на нее, как на самую желанную женщину в мире, растворялся в ней, и не было вокруг больше никого и ничего. Воспаленное дыхание, сплетение их тел, трение его горячих упругих мускулов о нее, его скольжение в ней — медленное, невыносимое, казалось, она задохнется от переизбытка нежности и страсти, но он вдыхал в нее новые силы глубоким поцелуем, горячим дыханием и хриплым стоном.

Даже когда она оплела его ягодицы икрами, открываясь ему полностью, он продолжил медленными тягучими движениями двигаться внутрь нее, продолжая смотреть на нее и взглядом требовать не прятать глаза. Какое это было блаженство — ощущать ее живую плоть без презерватива. Именно так он хотел ее, как в первый раз у нее дома. И с новым толчком в нее его накрыло то же безотчетное чувство. Невыразимое удовольствие волнами прокатывалось по телу, сковывая мышцы, заряжая их, подвигая к полной разрядке и освобождению застоявшейся мужской энергии. Но он задерживал дыхание и замедлялся, чтобы продлить это невыносимое и вместе с тем такое блаженное чувство обладания тем, что ему казалось давно недоступным и недостижимым. Он нуждался в этом — в странном чувстве полного проникновения и доверия в момент соития, когда от него ждали только его самого и ничего более не стояло между ним и женщиной. Наслаждаясь ощущениями и полной свободой, Кирилл откинул голову назад и закрыл глаза.

В неярком свете ночника Ульяна не могла отвести взгляда от томного выражения на лице Кирилла. У нее возникло ощущение, что сейчас он был где-то далеко, а вместе с тем, будто забрал часть ее с собой. Она прижималась к нему сильнее, втягивая носом аромат его тела, вдавливала пальцы в его мышцы на спине, впитывала его через ладони. На подушечках пальцев будто ток искрился от каждого ее прикосновения к нему, и Кирилл, словно чувствуя это, окликался легкой дрожью. И Ульяна будто срасталась с его упругим сильным горячим телом, сплошь из стальных мускулов и пахнущим, как амброзия.