Подходишь к ступеням вмонтированной в белый кафель белоснежной ванны и приподнимаешь ручку серебристого крана, пальцами другой руки пробуя температуру горячей воды. И кажется я все-таки вздрогнула, когда сильная струя резко ударила по стерильной поверхности эмалированного резервуара, зашипев нескончаемым потоком при встречном сопротивлении с твердой плоскостью.

— Ты меня слышала? Пять минут. — последний короткий взгляд в мою сторону за несколько секунд перед твоим окончательным выходом из ванной комнаты. Вот только двери ты закрывать не стал, как и исчезать с поля видимости. Я смотрела как ты заворачивал за угол стены, пересекая центр спальни дальше, в сторону кровати, и как твое отражение перехватили зеркала трельяжа сразу с трех ракурсов, большую часть которого мне было так хорошо видно со своего нового места. Меня еще сильней припечатало к скользкой поверхности кожаной обивки стула, которая никак не хотела подо мной нагреваться и липла к моим ягодицам и воспаленной промежности не самым приятным охлаждающим компрессом. Но сейчас я обращала на это внимание еще меньше, чем на физическую боль от ран на моем теле и на тех же половых губах. Я неотрывно и тупо следила за твоим отражением, затаив дыхание и едва понимая, что часть гулкого шипения в моих ушах связано не с льющейся водой, а с ударившей по вискам гипертонией. Ты снимал с себя на ходу пиджак, вскоре скинув его небрежным жестом на подлокотник дивана.

Не знаю, сколько бы я еще так просидела, вместо того, чтобы использовать мои законные пять минут по их назначению, если бы ты не развернулся в ближайшие секунды лицом к трельяжу и не скользнул по нему взглядом к точке пересечения с моим. Ты как раз в этот момент приподнял обе руки, расстегивая на одном из манжет шелковой сорочки цвета угольной сажи одну из запонок, и я едва смогла сообразить для чего ты это делал. Стоило ощутить неизбежное приближение соприкосновения с твоими глазами, как меня мгновенно подорвало с места, резанув высоковольтным разрядом неожиданного условного рефлекса по всем мышцам и нервным узлам перенапряженного тела. Может мой контуженный на все извилины разум и не понимал, что я сейчас вытворяла, зато все прекрасно понимал мой пока еще живой организм.

Я метнулась в сторону унитаза, чуть не споткнувшись о ворос ковролина трясущимися ногами, схватившись за белоснежную крышку как за спасительную опору раньше, чем успею растянуться по полу в унизительной позе паникующей истерички. Быстро подняв крышку и все так же не соображая, какого черта я все это творю, я уселась на дюрапластовый круг сиденья, интуитивно сжав бедра, коленки и даже ступни. Слава богу те два шага, что разделяли мое предыдущее место и толчок, оказались тем спасительным отрезком небольшого расстояния, которое скрыло от меня углом противоположной стены весь трельяж в спальне. Хотя меня и продолжало колотить изнутри панической лихорадкой от явственного осязания твоего взгляда на моем теле. Да, я тебя больше не видела и не слышала, но не неощущала. Зато была убеждена на все сто, что ТЫ меня прекрасно и видишь, и знаешь, что я сейчас делаю.