Тут уж воистину не знаешь, что больнее. К тому же, физическая боль со временем пройдет, кости срастутся, отеки и гематомы рассосутся, а если и будут напоминать о себе дискомфортными спазмами, то едва ли станут вообще этим доставать или выводить из себя. Чего не скажешь о психических травмах. Последние, если и затягиваются, то болят при напоминании о себе не меньше, чем в момент их нанесения. И то еще не факт. Любое обострение или нервный срыв способны усилить эмоциональную боль в тысячу раз, как и запросто довести до зашкаливающего психоза. В такие минуты о здравом рассудке и трезвом восприятии реальности можно смело забыть. Вот как раз тут без нужных медикаментов и сложно обойтись.

Может поэтому я кое-как и умудрялся держать себя в руках? Частично из-за воздействия транквилизаторов с анестетиками, частично из-за упрямого желания не верить в собственные предположения даже с такими очевидными доказательствами. И то, все эти безумные мысли пролезали в мою голову по большей части фоновыми раздражителями, когда вдруг соскакивали с более важных для меня проблем. Куда сильнее меня выворачивало сейчас от мыслей о безопасности Стрекозы, а чувством треклятой беспомощности прикладывало к койке дополнительной плитой в две тонны. То, что я не мог сейчас быть с Алькой рядом и хоть как-то ее защитить. А не знать при этом, что с ней и где она находится в эти самые секунды — куда кошмарнее сыновьих обидок на незаслуженное наказание поехавшего крышей Стрельникова-старшего. Если бы передо мной стоял выбор — поехать в больницу или на свою квартиру даже истекая кровью буквально, думаю, он был бы более, чем очевидным. Но дежурная охрана парковки посчитала мою просьбу вызвать такси, вместо неотложки — типичным бредом шизофреника с только что отбитыми в мясной фарш мозгами.

Естественно, я упрашивал каждого (пока еще мог ворочать во рту языком), кто находился поблизости и пытался оказать мне подобие первой медицинской помощи, чтобы они позвонили ЕЙ. Не моей матери и, упаси боже, не моему отцу, а СТРЕКОЗЕ.

Знаю, как это выглядит со стороны, только собственная жизнь даже в таком выпотрошенном состоянии беспокоила меня в самую последнюю очередь. Вернее, я вообще о себе не думал. А сейчас так в особенности, не желая принимать свое амебное положение, как за единственную преграду, мешающую мне добраться до тебя. По сути, это выглядело настолько абсурдным, что я вообще никак и ни с какого боку не хотел принимать столь идиотские для меня мысли. Меня поместили в вип-зону травматологического отделения с комфортными палатами и обслужили, как говорится, по высшему разряду благодаря моим финансовым "талантам". Но почему-то данные "таланты" не желали распространяться на иные аспекты моей личной жизни.