— Ты ведь теперь понимаешь, что после такого я точно не смогу тебя никуда отпустить… — какой бы истинный смысл он не вложил тогда в свои слова, я куда больше поняла и пропустила через себя, когда он прервал свой уничижающий поцелуй, нависнув над моим лицом одним из жутчайших ликов своей истинной сущности. Жутчайше прекрасных и шокирующе темных, способных свести с ума самых стойких из стойких.

В такие невероятно безумные моменты, ты не то что не в состоянии осмыслить услышанное, но и хоть что-то из увиденного и пережитого осознать хотя бы процентов на пятьдесят. Казалось, я и себя уже не чувствовала, что там говорить об остальном. По крайней мере, руки, ноги и большая часть моего тела сомлели очень даже сильно. И, судя по всему, мой бьющийся в конвульсиях рассудок тоже.

— Это настолько интимное и личное, за гранью всех жизненных предрассудков… Поэтому и понимаешь его истинную ценность только на уровне полноправного владельца и единственного в своем роде хозяина данного сокровища. То, что оно обязано принадлежать лишь мне одному. Ты должна принадлежать мне. И только мне. Ты моя. И точка.

Не знаю… расслышала ли я все его слова именно в таком порядке и в данной ключе, но их смысл дойдет до меня еще нескоро. Ведь тогда он все это выговаривал вовсе не мне. Да, смотрел на меня и в меня, любовался результатом своих дьявольских деяний, разве что насылал свои очередные словесные заклятия отнюдь не на меня. Я уже давно находилась под его черными чарами. Эта печать предназначалась нам двоим — тяжеловесная, литая, накладываемая не сколько на, а внутрь, скрепляющая кровью, болью и проклятой завистливым миром одержимостью. Зачарованные жертвы не имеют ни свободы воли, ни свободы мышления, они только подчиняются и безропотно выполняют все требования своих могущественных господ. А та финансовая плата, которую они получают за все свои старания, лишь щедрая подачка в виде небольших бонусов с барского стола, коим ты обязана радоваться не меньше, чем обращенному на тебя взору твоего владельца.

Пусть все это и выглядело в те минуты, как нечто шокирующее и вроде бы противоречащее конституционным и уголовным правам нашего государства, но, где вы видели, чтобы ими все и всегда пользовались по их прямому назначению? К тому же, то ли мое контуженное сознание, то ли зависшие в Нирване сказочного блаженства тело с сущностью никак не желали расставаться с надуманным (а надуманным ли на самом деле?) образом моего персонального палача Инквизитора. Я все еще его таким и воспринимала — всевластным, подавляющим, удерживающим меня за мои эмоции и чувства, как за тысячи невидимых ниточек кончиками пугающе опытных пальцев кукловода. К тому же, я оставалась в эти минуты прикованной к одному из его изощренных орудий пыток, пусть и ненадолго, но все же. Даже подумать страшно, чтобы он мог сделать со мной сейчас еще, если бы его Тьма возжелала настоящей крови от реальных жертв. Да и кто знает? Вдруг однажды она так и сделает — вырвется на свободу во всей своей демонической красе?