– Я не против пола ванной, – говорит Джейн. – В этой квартире есть много мест, где я твердо намерена тебя трахнуть. Просто я хочу начать с кровати.

А, точно. Кровать. Они теперь могут заниматься сексом в кровати.

– Тогда быстрее, – говорит Огаст, поднимаясь на ноги и беря с собой полотенце. Все, через что они вместе прошли, подтверждается тем, что она даже не думает озаботиться, как выглядит ее тело, когда распахивает дверь и направляется в свою комнату.

– Ты так раздражаешь, – говорит Джейн, но она не отстает, закрывая дверь и притягивая Огаст к себе, бросая полотенце через всю комнату так же небрежно, как она бросила очки Огаст в ту ночь на Манхэттенском мосту.

Она направляет Огаст к кровати, и Огаст везде чувствует теплую, только что вымытую кожу и сходит от этого с ума. Талия Джейн и таз, тугие выпуклости ее задницы и бедер, ребра, груди, локти, лодыжки. Она теряет разум. Ее, давнюю еретичку, резко накрывает блаженная благодарность тому, что сделало это возможным. Ее рот наполняется слюной, и на вкус это как мед, но, возможно, это из-за того, что Джейн на вкус такая же сладкая, как и на запах.

Джейн слегка ее толкает, и она дает себе упасть на простынь.

Она лежит там, смотря, как Джейн оглядывает комнату: крошечный письменный стол, заставленный учебниками, корзину с аккуратно сложенными постиранными вещами у шкафа, кактус в горшке на подоконнике, который подарил ей Нико на день рождения в сентябре, карты и хронологические схемы, которые она еще не смогла заставить себя снять со стен. Куртку на стуле. Комната Огаст – как она сама: тихая, без роскошеств, серая в хмуром полудне и наполненная Джейн.

– Да, это подойдет, – говорит Джейн. – У меня есть несколько предложений по поводу интерьера, но мы сможем поговорить об этом позже.

Она все еще стоит в метре от кровати, обнаженная и ничуть не смущенная, и Огаст не утруждается тем, чтобы притворяться, что она не смотрит впервые на каждый ее сантиметр. Джейн, естественно, всегда безусловно шикарна, с длинными ногами, мягкими изгибами, острыми тазовыми костями и татуировками. Но Огаст обнаруживает, что любит то, что ей никогда не приходило в голову любить. Ямочки ее коленей. Узлы ее плеч. То, как ее голые пальцы ног касаются потертого пола.

– Что? – спрашивает Джейн.

– Ничего, – говорит Огаст, переворачиваясь и прижимаясь щекой к подушке. Глаза Джейн следят за тем, как ее влажные волосы рассыпаются по плечам и спине. – Мило, что ты просто пригласила себя жить со мной.

Джейн закатывает глаза и прыгает на кровать, и Огаст подпрыгивает, смеется и дает Джейн повернуть себя на спину, ахая.