Бисила высвободилась из его объятий. Села так, чтобы молодой человек мог положить голову ей на колени, и погладила по волосам.

– Со мной все проще. Я не могу не общаться со своей родней. Рядом с тобой я на своем месте, а отец с радостью дал бы согласие на брак с человеком, которого я люблю.

Она провела своими маленькими ладошками по его щекам, и Килиан закрыл глаза.

– Не будь я замужем, Килиан, тебе было бы труднее. Ты бы метался между двумя мирами, тебе пришлось бы многим жертвовать…

Молодой человек онемел. Бисила всегда могла дотянуться до тайных уголков его сердца. Тот факт, что он хотел посвятить ей свою жизнь, совершенно не значил, что узы, связывающие его с домом Рабалтуэ, с легкостью истают, как паутинка на ветру. Ему ли не знать, насколько крепко держит прошлое, как держало его отца Антона и многих других до него. На смертном одре Антон попросил позаботиться об их многовековом доме. Дом… всего-то стены из камней, но вес этих камней не так-то легко было сбросить.

Его брату Хакобо повезло избежать переживаний. Он работал и отсылал деньги домой, рано или поздно он вернется в Испанию. Брат и мысли не держал осесть где-то еще за пределами родной долины. А для Килиана родовое поместье стало бременем. И Бисила это знала, и лучше, чем кто-либо другой. Она знала, что узы, связывающие его с домом, крепче цепей; они могут провиснуть, но могут затянуться сильнее. Наверное, поэтому она ни о чем его не просила: она прекрасно осознавала, что у каждого в мире свое место.

И оба в страхе ждали того дня, когда белым придется оставить остров. Слово «независимость» ни один из них не желал произносить вслух. Однако все разговоры вокруг неумолимо сводились к политике. Было трудно не услышать голоса, выкрикивающие: «Выгоним белых прочь! Избавимся от них!»

Может, на то была воля духов, или уж так написано, что пути их пересекутся однажды, чтобы потом снова разойтись. В глубине души они желали, чтобы эти самые духи остановили время, чтобы ничего не случилось, ничего не изменилось, и им не придется делать выбор…

Килиан взял ладони Бисилы в свои и поцеловал.

– Как на языке буби будет «красавица»?

– Маурана муемуе, – улыбнулась та.

– Маурана… муемуе, – повторил он, запинаясь. – Не забуду, обещаю.

Хакобо взвел девятимиллиметровый пистолет «стар» и вытянул руку. Прищурился и выстрелил. Пуля просвистела в воздухе и прошила мишень в нескольких сантиметрах от глаза картонного быка.

– Еще пара недель, и будешь стрелять, как я, – похвалил Грегорио, промокая пот платком. – Кто следующий?