– Зииина! – замахала мне рукой Софа, первой заметив меня, и помчалась мне навстречу, коронным ударом едва не сбив с ног, – Ты такая классная! Я даже не знала, что можно делать так.., – она скрючила руки и сосредоточенно нахмурилась – Или так..? Короче, улёт! – и принялась меня со всех сторон теребить, – Показала им этого, – она оглянулась на Соню, скорее всего, вспоминая недавние наставления, – Баха, – немного неуверенно протянула девочка, но не встретив насмешливости с моей стороны, в ответ на новое слово с музыкальным привкусом в ее лексиконе, снова засияла всеми своими красками.

– Зинка, ты просто космос! – до нас добрались широко улыбающиеся девушки, – Только эти судьи, что б их, все время перешептывались! – гневно выдала Ульяна, крепко меня обнимая.

– Ещё бы им не перешептываться, – радостно сообщила Соня, – Зина им, можно сказать, картину мира испортила сегодня! – Девушка ухмыльнулась, – Что-то я крайне сомневаюсь, что тебя такому ба учила! – В её глазах плясали чертики, – Но это было то, что надо! А то меня от этого всеобщего формата уже плющить под конец стало!

– Боюсь, твоя бабушка так не считает.

– Тю! – отмахнулась Соня, – Да что она теперь может? Не боись, прорвёмся! Ты – это ты, и если она этого до сих пор не усекла, то я выдра!

И, словно почувствовал, что кто-то о ней вспоминает не слишком добрым словом, из артистической вышла Люда Цахер и гордо двинулась в нашу сторону, расплескивая черничный гнев на окружающее пространство.

– Атас, братва! – перекрестилась Мармеладова и спряталась за нашими спинами. Все, включая Ульку, вытянулись по струнке, когда женщина к нам приблизилась.

Она ещё ничего не успела сказать, как вдруг Софа выскочила вперёд и завопила:

– Не ругайте Зиииину! Она не специаааально! Она такая, потому что такая, и как Моцарт, и даже лучше! – и вцепилась в руку оторопевшей Людмилы Романовны.

– Детка, – мягко, насколько это было возможно, отодрала от себя Софу женщина, – Я никого не собираюсь ругать.

Я удивленно уставилась на учительницу.

– Разве я не сорвала выступление? – спросила я.

– Разве? – переспросила она, буравя меня взглядом, – Это ты сама так решила?

– Ну... я слушала других, и…

– Другие не ты, – отрезала бабушка Сони, – А у тебя, определенно, свой путь. Сразу было понятно, что по всем меркам ты выходишь за рамки привычного. Сегодня я окончательно убедилась в этом. Что ж, – она вздохнула, – Нам потребуется другой подход в занятиях, – Люда Цахер подарила мне скупую улыбку.

А я только и могла, что потрясённо глазеть на неё, и осознавать услышанное. Значило ли это, что от меня не отказывался знаменитейший профессор консерватории? Несомненно. И что-то в этом было определенно необычным, раз даже Соня присвистнула.