Пикар что-то шепчет себе под нос. Кажется, повторяет: «Нет, нет…», пока Гейман с неподдельным удивлением вчитывается в содержимое нового вещественного доказательства. А я, вложив ладони в карманы чёрных брюк, с уверенностью разношу гулкую тишину на осколки ударами каждого последующего слова:

— …для чего мы вообще здесь сегодня собрались?..

И в этот момент на шее, там, где едва виднеется след поцелуя Альваро, вспыхивает невидимое пламя.

***

Толпа обступает нас уже на пороге. Отвожу глаза, слегка жмурясь от вспышек камер, в то время, как уши вовсе хочется зажать ладонями, настолько оглушителен гомон сыплющихся вопросов журналистов. Но Альваро почти сразу в успокаивающем жесте кладёт ладонь на область моих лопаток, чуть оглаживая, — достаточно для соблюдения приличий перед остальными, но слишком жаждуще для меня самой, — и тихо проговаривает что-то Энтони. Через мгновение тот выводит меня из кольца обступивших, и я ощущаю благодарность к Альваро, который берёт все вопросы на себя.

Где-то под рёбрами пульсирует нестерпимое желание остаться с ним вдвоём, наедине, вдали от всех: невольно вспоминаю Марбелью с её безмятежностью, парящей в каждом грамме воздуха. И дело даже не в том, что сам процесс и триумф возбудили меня не на шутку, — я хочу поговорить с Альваро, чтобы понять, что мы будем делать дальше, ведь Монтера теперь к давно выпущенным когтям добавит и клыки.

Выдохнуть удаётся только когда я и Энтони отходим подальше. Прислоняюсь к прохладной стене, устало наблюдая за этими писаками-коршунами, — из-за их наступления даже не успеваю как следует насладиться своей безоговорочной победой. «Все обвинения сняты!» — звенит в голове зычный голос Геймана под долгий склизкий взгляд Пикар в упор. «Эрерре» теперь инкриминируют два серьёзных преступления: фальсификация записи разговора и, если докажут, взяточничество в рамках экспертизы, а также обман об участии в конкурсе. Всё ещё не понимаю и задаюсь вопросом: как Монтера допустил это? Чем он руководствовался, идя на такой риск? Тем более выставляя на заседание такого слабого юриста. Ответа, наверное, я никогда не узнаю. Да и чёрт с ними…

— Это было… Сильно, — взор Энтони направлен туда же, куда и мой, когда он говорит это.

— Спасибо, — искренне, хоть и вымученно, улыбаюсь я, перехватив портфель подмышкой, чтобы достать из сумки салфетки. — Я даже перестаралась, если честно…

Он понимающе усмехается, не сводя глаз с постепенно редеющих корреспондентов, среди которых мелькает край мантии уходящего судьи, и затем спрашивает: