– Это здание хотят снести?

Санта кивнул, но за мной уже столпились люди, готовые бросить свои монеты, и я посторонился, подняв глаза на часовую башню, устремленную к зимнему голубому небу. Куранты перестали звонить, но я проверил по ним свои часы. Внезапный порыв ветра заставил меня схватиться за шляпу; я поспешил застегнуть пальто. Солнце светило ярко, но холод вынуждал людей вокруг меня, безучастных к судьбе старой дамы, поторапливаться. Словно услышав мой немой вопрос, рядом остановился какой-то мужчина. Его рука в перчатке придерживала на голове шляпу, заслоняя от меня лицо. Незнакомец подал мне листовку с рисунком ратуши, под которым был обозначен год ее строительства. По верху листовки тянулся призыв «Спасем старую ратушу!», а дальше следовала просьба о пожертвовании средств для противодействия сносу и адрес, где они принимались.

– Они еще решают, снести ли ее в первых числах января. – Голос незнакомца прозвучал громоподобным раскатом на фоне рождественских песнопений и неугомонного трезвона Санты-спасителя. – Вам следует прийти сюда в канун Нового года. Сюда отовсюду стекаются влюбленные пары, чтобы поцеловаться под бой курантов в полночь. Этот обычай существует с 1871 года. Нынешний год станет последним, если кто-то не спасет ратушу.

– Плохо, – сказал я, посмотрев на здание новыми глазами.

– А у вас есть девушка? – добродушно поинтересовался незнакомец.

– Да, есть, – кивнул я. Чертовски классная девушка.

– Это хорошо, – произнес мой неожиданный собеседник так, словно он это знал. – Тогда вам непременно надо сюда вернуться. Вместе с ней. В память о старых добрых временах. Другого случая вам может не представиться.

– Плохо, – снова повторил я.

– Да. Есть вещи, которые стоит спасать. Другие спасения не стоят.

Я не заметил, как он ушел. Солнце слепило, а умом завладели мысли обо всем том, что стоило спасти в моей жизни. И когда я опустил глаза и поправил шляпу, незнакомец уже находился от меня на приличном расстоянии. В сером пальто, с красным шарфом и шляпой-котелком из другой эпохи, он, ни разу не оглянувшись, пересек Вудворд и зашагал в том же направлении, откуда недавно пришел к ратуше я. Светофор переключился на зеленый, и по разделившей нас улице помчались автомобили. А я снова взглянул на листовку в руке.

– Есть вещи, которые стоит спасать. Другие спасения не стоят, – пробормотал я. Эти слова звучали как строчки из песни.

Я сложил листовку, чтобы убрать в карман, и заметил на обороте приписку от руки. Слова были нацарапаны наспех черными чернилами, но я без труда их разобрал: «Ламент. В понедельник в “Фоксе”. Бо Джонсон». Я нахмурился в недоумении, а затем бросился вдогонку за человеком, которого не узнал, хотя один только голос – раскатистый, неподражаемый – должен был его выдать. Увы, к тому моменту, как мне удалось пересечь улицу, Бо Джонсон исчез, и я не смог глазами отыскать его в толпе прохожих. В универмаг «Хадсон» я вернулся подавленный и раскрасневшийся от изнурительного бега, забрал покупки – теперь в красивой обертке и перевязанные яркими ленточками – и в назначенный час встретился в холле с остальными ребятами, груженными пакетами под стать мне. У Эстер сверкали глаза, с губ не сходила улыбка. Я растерялся: как ей сказать? Она прокомментировала мою стрижку и морозный румянец на щеках, и я… умолчал о неожиданной встрече. Мне не хотелось вселять в Эстер ложную надежду, да и сам я был чересчур потрясен, чтобы с кем-то поделиться.