Мы погрузились в машину и покатили к забегаловке на 12-й улице. Мани оказался прав. Бар работал, но в три часа пополудни в Рождественский праздник в нем не было никого, кроме усатого бармена (и, по-видимому, хозяина заведения) в очках с бифокальными стеклами, который поприветствовал нас поздравлением «С Рождеством» и явно обрадовался компании. Ли Отис, Элвин и Мани бросились к таксофону, стоявшему в конце коридора между уборными, а мы с Эстер сели в баре и заказали каждому по напитку. Когда бармен поставил на стойку перед Эстер вишневую колу, она поинтересовалась, нет ли в баре проигрывателя. Музыкальный автомат стоял у задней стены, но давно не издавал ни звука.

– Гм… есть. У меня в кабинете, наряду с радио. Мне нравятся старые вещи. Автомат мне порядком поднадоел. Одни и те же песни. Иногда я включаю музыку через динамик, когда в баре малолюдно или перед закрытием. А что вы хотите послушать?

С нервной улыбкой Эстер передала бармену-хозяину пластинку и назвала трек. Приподняв подбородок, тот взглянул на нее сквозь нижнюю часть своих очков:

– Не то, что я обычно слушаю, но неплохой выбор на Рождество.

Закончив разливать другие напитки, он поставил их перед нами на стойке, а через несколько минут из динамика над баром послышался хлопок, а за ним потрескивание иглы, побежавшей по дорожке. Акустическая система походила на установку громкой связи в спортзале, но слышно было довольно хорошо.

Музыка имела привкус тридцатых годов; качество записи тоже соответствовало этому периоду. Темп был ускоренным, а все певцы демонстрировали одинаковую манеру пения – их голоса звучали глубоко и пронзительно. Я никогда не был поклонником оперной музыки, но любимые вещи в этом жанре у меня были. На пластинке Мод Александер пела вальс Мюзетты из «Богемы» Пуччини и «Ave Maria» – именно ее я и предложил послушать. Обхватив пальцами холодные бокалы, мы молча слушали, как Мод Александер на латыни и английском призывает нас «услышать мольбу девы, печальный глас просящего дитя».

– У моего голоса такое же звучание, как у нее, – прошептала Эстер. – Твой дядя был неправ. Наши голоса разные. И в то же время одинаковые.

Я всегда думал, что Эстер унаследовала трубное звучание голоса от отца. Но, как выразился мой отец, Эстер была королевских кровей. Она унаследовала голос от обоих родителей. Мод имела музыкальное образование, это было очевидно. Но ее голос звучал чисто и звонко, изливаясь из груди без всяких усилий. И у Эстер был такой же громкий, звучный и яркий тембр.

Бармен прослушал запись вместе с нами; его длинные, подкрученные вверх усы слегка подрагивали. Когда трек закончился, он вышел из бара, и через несколько секунд «Ave Maria» зазвучала снова. Элвин, Ли Отис и Мани присоединились к нам, угнездившись на табуретах и потягивая пену, прилипшую к стенкам их кружек. Ли Отис выпил свою колу и попросил еще одну до того, как Мод Александер закончила петь. Весь бар словно превратился в храм во время мессы, слова песни рикошетом отражались от столов и скамеек, резонировали в бутылках, но бармен не выключал проигрыватель, и я на миг даже усомнился, что в его заведение вернется прежняя атмосфера.