– Большому мужчине тяжело сидеть на полу, – простонал я. – Если я сейчас не встану, вы меня уже не поднимете.

К девяти вечера Ли Отис заснул, подоткнув себе под голову диванную подушку. Кусочки неподатливой головоломки так и остались разбросанными вокруг него на полу. Эстер свернулась клубочком на моих коленях на диване. Мы включили радио и поймали канал, по которому крутили рождественские песни. А потом Эстер удивила меня еще одним подарком. Он не был завернут в красочную упаковку, и Эстер преподнесла мне его без лишних слов. Она просто надела его на мой безымянный палец – посмотреть, угадала ли с размером. Кольцо подошло идеально. И я пошевелил пальцами: мне требовалось время, чтобы привыкнуть к нему, но снимать его с руки я не стал.

– На второе кольцо была скидка. Так что я купила их задешево. А нам ведь понадобятся кольца, если мы…

– Когда, – поправил я ее. – Они понадобятся нам, когда…

– Когда мы поженимся, – согласилась Эстер.

Я поцеловал ее, скрепляя наш союз, но заставил себя остановиться. Без помады губы Эстер пахли медом и розовели, как цветочные лепестки. И их цвет становился глубже и насыщенней, исчезая в щелочке ее рта. Я застонал. Мы вроде бы и остались одни, но в любой момент наше уединение могло быть нарушено.

– Интересно, они проторчат в баре всю ночь? – спросил я.

– Возможно.

– Мне нужно волноваться?

Эстер вздохнула:

– Они взрослые мужчины, Бенни. Но меня это от беспокойства за них не удерживает. Тут уж ничего не поделаешь.

– Ничего, – пробормотал я, оставив на губах Эстер еще один быстрый поцелуй.

Я был уверен: в тот самый момент, как я начну целовать ее всерьез, на пороге появятся Мани и Элвин. Но попробовать стоило, и Эстер была готова. Проблему представлял Ли Отис, лежавший в моих ногах. Я встал, держа Эстер на руках, и отнес ее в единственную запиравшуюся на замок комнату в квартире. Ванная была тесной, и я не мог изучать тело Эстер так, как мне того хотелось, а бортик ванны был предательски низким. Я присел на него, и Эстер встала между моими коленями. Это было единственное положение, позволявшее целоваться по-настоящему. Хотя я и не думал, что оно подойдет для чего-то еще.

– Большим мужчинам тяжело сидеть на полу и трудно заниматься любовью в ванной, – проворчал я на уровне ее губ, и Эстер рассмеялась, позволив мне проскользнуть языком в жар ее рта.

Я быстро позабыл обо всем, чего не мог и не должен был делать, и погрузился в волну удовольствия. Эстер уже успела переодеться в желтое платье, в котором пела на прослушивании в «Атлантике», и выглядела очень теплой и вкусной. Мне захотелось впиться зубами в эту солнечную мякоть, сорвать с нее желтую кожуру и насладиться тем, что скрывалось внутри. Вскоре легкий поцелуй в этом тихом закутке превратился в нечто большее. Терпение сменилось торопливостью, выдержка – безумием. Губы и руки, прикосновения и объятия… Я попытался придержать коней – быть ласковым, романтичным. Но жажда момента – неутоленное желание всех этих дней – заставила меня потянуть за молнию и расстегнуть ее платье.