– Что ты хочешь от меня, Мани? Что такого я, черт возьми, тебе сделал?

– Вопрос не в том, что вы сделали. Вопрос в том, что вы собираетесь сделать.

– Ах вот как… И что же я собираюсь сделать?

– Едва возникнут трудности, вы сразу слиняете.

– У нас уже возникли трудности, Мани. И ты только добавляешь проблем.

– Я вам не доверяю. Говорите, что любите Эстер? Чудесно! Замечательно! Просто здорово! Но семья – это не только любовь. Это еще и обязательства.

– Ты говоришь, как мой отец, Мани, – усмехнулся я.

Мои слова заставили его замолчать.

– Думаю, вы все не так понимаете, Ламент. «Люди, которых ты выбираешь»? Чушь! Семья – это люди, с которыми ты вынужден оставаться.

Я чуть не рассмеялся, услышав эти слова. Они были чертовски верными. Мани заметил мои подрагивавшие губы в ответ на его обвинения и окончательно лишился боевого запала. Он встал со стула и вскинул руки: «С меня довольно!» Подошел к кухонной мойке и залпом опустошил большой стакан воды, как будто умирал от жажды. Как будто я вытянул из него все соки. А потом ушел в свою спальню и закрыл за собой дверь. Думаю, что он не слышал мой ответ: «Так и есть, Мани. Я все не так понимаю. Я всегда все не так понимал».

* * *

На следующее утро Элвин еле волочил ноги, но он надел свои новые очки, проглотил галлон воды, непрестанно пил кофе и к началу репетиции вернул себе оптимистичный настрой. Мани держался настороженно, Ли Отис вел себя послушно, а у Эстер был вид влюбленной женщины. Я был вынужден отворачиваться от нее, чтобы сохранить ясной голову. Мы избегали прикосновений и почти не разговаривали, но практически не отходили друг от друга.

На сцене мы пробыли недолго – в графике репетиций значились еще пять артистов. Но то время, которое нам выделили, мы провели хорошо и весьма продуктивно. Берри долго не мог определиться, когда нам выступать. Несколько раз менял мнение. Наконец решил, что «Майнфилд» откроет первое шоу и закроет второе. Думаю, в глубине души Горди опасался повторения питтсбургской истории. Боялся, как бы нас в какой-нибудь момент не уволокли копы. Поставив нас первым номером в первом шоу, Берри повышал шансы на то, что мы выступим прежде, чем за нами явится отряд полицейских. А наш выход в конце второго шоу снижал риск большого хаоса в том случае, если бы за нами явились, – шоу закончилось бы до того, как публика осознала, что мы не выступаем.

За неделю с того дня, как мы записали «Бомбу Джонсона», усилиями Берри было отпечатано с тысячу виниловых синглов. Мы записали эту песню первой – как раз для того, чтобы выпустить ее до шоу, и местные контакты Горди сработали. Пластинка вышла: на стороне А была записана «Бомба Джонсон», на стороне В – «Мне не нужен ни один парень» (мы знали: именно такую пластинку хотели бы заполучить люди). Из нью-йоркской партии синглов «Ни одного парня» у нас ничего не осталось. А обработка других записей для альбома требовала времени. И паузу перед первым шоу мы провели, надписывая конверты с синглами, адресованные всем диджеям, которых мы с Берри знали. В главном фойе театра «Фокс» Горди поставил столик для продажи пластинок, снабдив его молодой и бойкой командой продавцов.