Эстер исполняла эту песню медленно. Намеренно медленно. Она вкладывала в слова всю боль отверженной, оклеветанной души. И весь ее триумф тоже. Эстер не была просителем, кроткой девой… Эстер пела как женщина, не нуждавшаяся в снисхождении, оправдании и помощи. Она не молила, она требовала. И не жаловалась, не сетовала, не роптала, а предостерегала. Я никогда не слышал песню Шуберта в такой трактовке. Эстер плакала без единой слезинки, и я аккомпанировал ей, охваченный благоговением. Когда она закончила, зал походил на могильный склеп.
– Я пою не так, как пела мать. У меня вообще с ней мало общего. Я думаю, что пошла в отца, – призналась Эстер зачарованной аудитории. Ее голос прозвучал кротко, но в глазах сверкнули молнии. – У вас будут еще просьбы, мистер Витале?
* * *
Мы исполнили еще несколько песен. А когда я встал из-за пианино, Рудольфа Александера за столиком уже не было. Я не видел, когда он ушел. Возможно, он покинул зал после того, как прозвучала «Ave Maria». А может, когда по гостиной все еще разносился насмешливый голос Эстер, певшей «Ящик Пандоры»: «Тайна раскрыта, все ее знают, люди за нами теперь наблюдают». Мою здоровую руку сводило, моя покалеченная рука ныла от боли. Но больше всего я отчаянно желал освободить себя и Эстер от невыносимого эмоционального напряжения. Но между нами стоял Сэл, и его руки лежали на наших плечах.
– Это было великолепно, Эстер. Потрясающе, – пробормотал он, подталкивая нас к своим друзьям.
Сэл провел нас по всему залу, представляя гостям. Одно лицо перетекало в другое. Я чувствовал себя плохо, но понять, из-за чего – из-за боли или стресса, – уже не мог и послушно, как теленок за быком, следовал за дядей, пока зал не начал пустеть и люди не перестали на нас глазеть. Сэл указал на свободный столик.
– Присядь, Бенито. Выпей чего-нибудь. У тебя такой вид, словно тебя сейчас стошнит.
– Думаю, мы уже можем уйти, – сказал я, испугавшись, что застрянем здесь еще на несколько часов.
Эстер явно придерживалась того же мнения и тоже осталась стоять. На ее лице застыла маска. Красивая. Суровая. Сердитая. Пугающая. «Расплата последует, когда она ее снимет», – не усомнился я. Что ж, чем раньше, тем лучше.
– Нет, – возразил Сэл. – Присядь. Выпей.
Я взял Эстер за руку.