Но ее убил Тони-жердяй. С одного выстрела. Не дрогнув ни одним мускулом. Затем он опустил пистолет и снял шляпу, прижав ее к сердцу. Сэл упал на колени с недвижной женой на руках, в немом изумлении глядя на Тони. Тот ждал, с непокрытой головой равнодушно глядя перед собой.
– Она… мертва, – прохрипел Сэл.
– Я очень сожалею, босс, – сказал Жердяй. – Но я не нашел другого способа с этим покончить. Она сказала: вы или она.
В голосе Тони не чувствовалось ни малейшего раскаяния. Он любил моего отца и полагал, что поступил по справедливости. Сэл медленно кивнул, принимая его извинение. Затем опустил Терезу, перевернул ее на бок и, встав, разгладил смокинг и стер с рукавов капли крови, как будто только что начался дождь. Несколько секунд Сэл стоял, опустив глаза, а потом наклонился что-то подобрать. Толстяк подошел к Терезе и подхватил ее под руки. Жердяй взял ее за ноги. И оба Тони зашагали к машине с болтавшимся между ними телом. Фары так и оставались включенными, а мотор гудел. Сэл пару секунд за ними наблюдал, а потом повернулся, подошел к нам и остановился перед Эстер. Лицо дяди было забрызгано кровью, но его прическа, как всегда, осталась безупречной.
– Они по праву твои, – вложил он в руку Эстер серьги.
А затем взглянул на меня.
– Я очень сожалею, Бенито, – пробормотал он, эхом повторив слова Жердяя, но его голос прозвучал более искренне.
– У тебя будут неприятности, когда старик Рейна узнает о том, что его дочь убил твой человек, – сказал Бо Джонсон. – Ты опять все свалишь на меня, Витале?
– Нет. Я скажу ему всю правду. – Пожав плечами, Сэл перевел взгляд на Бо Джонсона. – Это его человек убил Джека. И у него тоже были вопросы. Он будет рад получить несколько ответов. Рейна любил Джека.
– Джека все любили, – сказал Бо.
– Джека все любили, – повторил Сэл.
Джека любили все, но лишь немногие любили Терезу. Правда висела в воздухе – трагичная и ужасная, и Сэлу нечего было сказать.
– Она была права, и ты это понимаешь, – добавил Бо.
Сэл приподнял бровь, ожидая продолжения.
– Это все… это все на тебе, – очертил рукой в воздухе круг Бо Джонсон. – Это ты виноват, Сальваторе Витале. Во всем. Но я тебя не убью. Сегодня ночью. И, быть может, никогда.
– И я тебя убивать не намерен, Бо Джонсон. Но видеть тебя снова не желаю. Никогда.
Это означало перемирие, если они его когда-либо вообще могли заключить. Сэл подвернул рукава и застегнул смокинг. Дядя собрался уходить.
– Ты идешь, племянник? – тихо спросил он, оглядываясь на меня.
Мани затаил дыхание, а мои руки почувствовали, как напряглась Эстер.