Госпожа Тальен тогда была в самом расцвете; госпожа де Богарнэ начинала уже терять свежесть; в этом нет никакого преувеличения для тех, кто видел ее вблизи и кто знал, что природа дала ей очень мало, что все ее успехи были достигнуты благодаря искусству, самому тонкому, самому изысканному, самому совершенному, которое когда-либо использовали в своем ремесле куртизанки Древней Греции или Парижа. То, в чем госпожа де Богарнэ не могла соперничать с данными госпоже Тальен природой прелестями, она старалась наверстать и даже превзойти хитростью и изощренными уловками. Но в чем они явно не уступали друг другу, так это в совершенствовании способов нравиться мужчинам. В этом вопросе они, кажется, соперничали даже тогда, когда делили между собой любовников»[270].

Мы видим, что Баррас не был деликатен, как светские мужчины. Этот бессовестный и даже грубый рассказ о своих прежних любовницах вряд ли понравится и только вызовет справедливое возмущение у тонких натур…

Однажды вечером, попав в этот салон, Бонапарт был очарован элегантностью госпожи Тальен, которая только-только начала вводить в моду платья из прозрачной ткани, открытой до половины бедра, которые очень широко стали использовать позднее чаровницы. Он глядел на нее с явным вожделением и немедленно захотел стать ее любовником. Подобная победа могла бы позволить ему одновременно познать золотые дни и восхитительные ночи.

Любовная репутация, которая сохранилась за бывшей маркизой, возбуждала Бонапарта. Он знал, что она в компании Барраса и нескольких подруг принимала участие в довольно-таки фривольных вечерах. Ему рассказывали, что представитель заставлял Терезию и Мари-Роз де Богарнэ раздеваться догола, потом приглашал их танцевать и принимать перед ним самые соблазнительные позы.

Рассказывали, что однажды вечером в большом римском зале «хижины», воспользовавшись отсутствием Тальена, эта троица устроила настоящую оргию. Надо сказать, что дом Терезии был как бы специально создан для проведения подобных увеселений. Стены его были украшены фресками со сценками из сельской жизни, на которых пастухи в натуральную величину воздавали свои мужественные почести находящимся в экстазе пастушкам. Эти фрески изображали все позиции, изобретенные любовниками за многие века. Посреди салона стояла скульптура сатира, гигантский половой член которого приводил в восторг дам, но несколько затемнял помещение.

Ручки дверей, канделябры, вешалки были выполнены в форме фаллоса, а развешанные в вестибюле картины напоминали фривольные анекдоты, рассказанные Аретеном[271].