— Номи, я не Шеймус.

Она смотрит на меня и смеется.

— Да брось, Джо. Вы оба ошивались в моем доме после смерти отца… В общем, я не могла поверить. Он бы никогда не позволил нам… И вряд ли ты смог бы… И моя мама… Тьфу. — Она обижена на тебя, а ты обижена на нее, и под ее рубашкой торчит сосок. — Не ревнуй, Джо. Я не рассталась с ним сразу, как только встретила тебя, но теперь… Его больше нет. А мы здесь. Кроме того, когда я начинала с ним встречаться, я была совсем другим человеком. Я была юной, так что это не в счет.

— Номи, ты еще очень юная, — повторяюсь я.

Она усмехается.

— Знаю.

Я проморгал. Гребаный Шеймус растлил твою дочь, и я слышу голос Оливера: «Ты размяк, друг мой». Кедровая бухта разъела мне мозги и сломала радары, Суриката никогда не была Сурикатой, дети сейчас растут быстрее, спасибо гребаному «Инстаграму», и они умеют играть на публику, а я принимал ее нелепые очки за чистую монету. Думал, она невинна и чиста, а Номи лишь изображала невинность, и она не виновата, что ШЕЙМУС СРАНЫЙ ПЕДОФИЛ. Я произнес последние слова вслух (кто-то должен), и она запускает в меня подушку.

— Не говори так.

— Номи, других слов тут не подобрать.

Она цитирует покойную Меланду. Мол, девушки правят миром, пусть даже незаметно. Она говорит о Шеймусе как о равном, якобы ему в детстве тоже доставалось, и он бывал довольно ласковым, и я отвечаю, что так нельзя.

— Он был взрослым, Номи. Взрослым, который злоупотребил своей властью. Его следовало отправить за решетку.

Она щелкает пальцами.

— Вот почему Меланда тебя ненавидела. Я думала, она просто ревнует, как обычно, но ты же выше всего этого. Не указывай мне, что чувствовать.

Я прошу ее прекратить, а она перечит мне, словно у нас любовная ссора.

— Не указывай мне, что делать, фанат Вуди Аллена. Даже Шеймус знал, что нельзя разговаривать со мной свысока.

Шеймус — извращенец, который пытался меня убить, а я — взрослый человек. Отчим.

— Номи, он поступал неправильно.

Она говорит мне, что во многих культурах девочки ее возраста рожают детей, что я не могу теперь повернуть назад, если заигрывал с ней с первого дня знакомства.

— Было отстойно, когда ты исчез. Но я понимаю. Ты страдал из-за того, что я так близка и так недоступна… — Нет. — Я обрадовалась твоему возвращению. Ты ждал меня на стоянке у библиотеки, и я снова попросила тебя остаться. И сказала тебе не сдаваться. — Она смотрит на меня; Сороконожка сжигает меня дотла. — И ты не сдался. Мы ведь оба знаем, что никакой официальной свадьбы не случится. Вы с мамой не женаты по-настоящему.

У меня в гребаной игре осталась одна жизнь, и Номи смеется.