Санитарка Лангтри понимала: того, что смущало ее больше всего, избежать не удастся. И дело даже не в том, что теперь приходилось исполнять чужие указания. Она подозревала, что лишившись привычных привилегий и удобств, ей пришлось бы куда тяжелее без суровой школы фронтовых госпиталей. Но, так или иначе, ей, тридцатилетней женщине, опытной медсестре, что ухаживала за ранеными на полевом перевязочном пункте под артиллерийским огнем в разгар боев, работала в полковых лазаретах, на эвакопунктах и в крупном госпитале при военной базе, нелегко было смириться со своим зависимым положением и наводить порядок у себя в комнате перед визитом матроны, которая каждый вторник являлась к ней утром с инспекцией. Матрас следовало свернуть, чтобы старшая медсестра могла видеть, не лежит ли что-нибудь под кроватью, а одеяла и простыни надлежало сложить определенным образом и аккуратно поместить поверх матраса. Онор Лангтри старалась не придавать значения этим досадным мелочам хотя бы потому, что ей не пришлось делить комнату с другой сестрой: из уважения к ее возрасту и профессиональному опыту матрона пошла на маленькую уступку.

Когда первый год в мориссетской лечебнице подошел к концу, Онор понемногу освоилась, и ее прямой, независимый нрав снова проявился в полную мощь. Ей не пришлось переламывать себя, подавлять то, что составляло ее суть: это вышло само собой, сработал защитный механизм, который помогал ей приноровиться к роли стажерки и справиться с пока еще непривычной работой.

Но правду не утаишь, и непримиримая бунтарка в Онор Лангтри возродилась вновь, только обновленная, окрепшая после вынужденного молчания. В ее появлении не было ничего дурного, ибо теперь, как и всегда, она обрушивала свой гнев на человеческую глупость, невежество и небрежность.

Она узнала, что одна из санитарок периодически избивает пациентку, и сообщила об этом старшей сестре отделения, но та решила, что Онор раздувает из мухи слона, и заявила:

– Су-Су эпилептичка, ей нельзя верить.

– Полный вздор! – презрительно бросила Лангтри.

– Не смейте мне перечить! Ваш диплом медсестры не дает права учить меня работать! – разъярилась старшая. – Если вы сомневаетесь в моих словах, почитайте «Красную книгу», где черным по белому написано, что эпилептикам верить нельзя: они хитрые, лживые и злобные.

– Ваша «Красная книга» лжет, – возразила Онор. – Я хорошо знаю Су-Су, да и вы тоже, – она полностью заслуживает доверия. Но в любом случае это не важно. Даже «Красная книга» не оправдывает избиение больного.

Старшая сестра переменилась в лице, словно услышала богохульство, что было истинной правдой. «Красной книгой» называли учебное руководство для медсестер психиатрических отделений, единственный авторитетный печатный источник, в красной обложке. Учебник этот безнадежно устарел, грешил множеством ошибок и неточностей, да вдобавок материал в нем излагался в оскорбительно-снисходительной манере, будто был рассчитан на умственно отсталых медичек. Лекарством от всех душевных болезней авторы этого руководства, похоже, считали клизму. Онор, конечно, внимательно прочитала «Красную книгу», но обнаружила столько вопиющих ошибок, что больше не открывала, решив, что продолжит учиться сама. Новые знания о психических расстройствах она предпочитала черпать из серьезных книг и каждый раз, когда бывала в Сиднее, покупала учебники по психиатрии. Она была убеждена, что грядущие реформы в медицине изменят и подходы в сестринском деле: рано или поздно то, что написано в современных учебниках, войдет в повседневную практику.