Я даже не совсем соврала: проведенное с друзьями время помогало, и эти выходные тоже смогли на некоторое время отвлечь меня от Нолана. Впрочем, это не отменяло того факта, что мое сердце было все так же разбито, как в тот день, когда он ушел из моей квартиры. Всякий раз, стоило мне остаться одной и начать слишком много о нем думать, на глаза наворачивались слезы. Станет ли мне когда-нибудь лучше? Прошло уже больше двух недель, а я, несмотря ни на что, видела во сне Нолана – лишь чтобы проснуться и понять, что он меня бросил.

– Я рада, – сказала мама. Она убрала тарелку в шкафчик и встала позади меня. Потом положила ладони мне на плечи и прижалась щекой к моей щеке. – Все может измениться только в лучшую сторону. Я буду приезжать в Вудсхилл столько раз, сколько буду тебе нужна. Осуществлять это станет еще легче, когда я займусь собственным бизнесом.

– Спасибо, мам, – откликнулась я, хотя из-за нее меня едва ли не придушила совесть. Она твердо уверена в том, что я так же рада нашей совместной работе, как и она сама. Скорее всего, я никогда не сумею признаться ей, что это не так. Я помнила, сколько боли ей пришлось вытерпеть. Облик мамы в слезах так крепко засел у меня в подсознании, что для меня стало абсолютно нормальным желанием не давать ей поводов расстраиваться. Нас все еще преследовала ссора из-за папы. Да, ситуация с Ноланом нас сблизила, однако я больше никогда не хотела чувствовать, что наши отношения висят на волоске.

– Пойдем, – через некоторое время позвала мама и выпустила меня из объятий. – Я принесу сверху коробки, и мы уберем украшения.

– О’кей, – ответила я и слила воду из раковины. Когда мамины шаги послышались на лестнице, я начала протирать столешницу и продолжила уборку на кухне. Завязала полные мусорные мешки и вытащила их из ведер, прежде чем переобуться в мамины садовые ботинки, стоящие в коридоре. Потом пересекла гостиную и открыла дверь в сад.

Подойдя к мусорным бакам, я забросила туда мешки. В тот момент, когда я закрывала крышку, услышала за спиной подозрительный шорох опавших листьев.

Я развернулась… и застыла.

В саду у нашего дома стоял мой отец.

В этот раз он был в гражданской одежде – джинсах и футболке, – и не знаю почему, но это пугало меня еще сильнее, чем его форма при нашей последней встрече.

Я вспомнила его руки на шее, и у меня мгновенно сработал инстинкт самосохранения. Папа абсолютно непредсказуем – стоит мне сказать хотя бы одно неверное слово, и у него сорвет крышу. В эту минуту у меня оставался лишь один шанс: как можно скорее оказаться в доме и забаррикадировать дверь.