Особенно учитывая тот факт, что я узнал смех.

Я должен был развернуться и оставить ее одну, но я оправдал свое вторжение тем, что она пробралась в мой душ и в мою душу.

На Эмери была футболка с надписью «липофрения» и наушники. Она лежала на диване, завернувшись в самое потрепанное одеяло, которое я когда-либо видел. Испещренное дырами и выцветшее до такой степени, что я не мог сказать, были ли повсюду рассыпанные рисунки точек или пятна.

Ее глаза оставались закрытыми, когда она разразилась беззаботным смехом. Они открылись и мгновенно, с безошибочной точностью, нашли мой взгляд. Я ожидал удивления на ее лице, но увидел лишь приподнятое плечо и ленивую улыбку.

Улыбку.

Она странно вела себя с тех пор, как я сдался и купил ту статую Сизифа. Обычно, когда она думала, что я не обращаю внимания, она выглядела чистой, невинной и прекрасной, словно опавший кленовый лист, прежде чем кто-нибудь наступит на него. Я удивился, как не замечал этого раньше. Может быть, Фика был прав. Может быть, в ночь котильона я неправильно истолковал услышанное. В конце концов, я ошибался насчет того, кому принадлежал гроссбух.

Эмери потянулась. Ее печальное подобие одеяла упало на пол. Это движение приподняло низ ее футболки, озарив меня белизной кожи.

– Мне кажется, голос Себастиана Йорка – это что-то вне времени. Немое кино, узкие джинсы и Себастиан Йорк – то, что никогда не устареет.

Меня охватило внезапное желание вырвать голосовые связки этого мудака. Она никогда не разговаривала ни с кем, кроме Рида, и я предполагал, что у нее никого больше не было.

Черт, нет, ты не мог сказать только что «никого больше».

Я обогнул диван.

Она заметила мой взгляд и снова рассмеялась.

– Можно подумать, я сказала тебе, что принесла вчера в жертву младенца. В чем дело? – Он села и, склонив голову, внимательно посмотрела на меня. – Он чтец. Я позаимствовала аудиокнигу из библиотеки. «Искушая» Авы Харрисон. – Носком своего конверса она задела мои «Брионис». – Это роман о разнице в возрасте.

– Ты одолжила книгу. В библиотеке, – повторил я, полностью осознавая, что ее конверсы снова коснулись моих ботинок, не случайно на этот раз.

– Боже, Нэш, ты что, неграмотный? Ты знаешь, что такое книга? Это такая штука, полная слов, и когда ты ее читаешь, ты живешь другой жизнью. Тебе стоит как-нибудь попробовать. Это помогло бы справиться с капризами.

Насмешка не задела меня.

– К черту Себастиана Йорка. Прозрачно, как целлофановая обертка.