Она постоянно заходила на страницу к Илье, и количество сообщений на ней росло – это были чужие посты, в которых его упоминали. В основном люди требовали пояснений. От самого Ильи была всего пара строк в первый же день: он временно не исполняет обязанности директора департамента коммуникаций, скоро он напишет обо всем подробно. Инга не сомневалась, что он читает все, что ему пишут, и поначалу злорадствовала, воображая, как Илья заходится от бессильной ярости, не имея возможности ответить. Она не знала, руководство ли запретило ему делать заявления, или он сам так решил. Однако спустя несколько дней ее радость угасла: молчание Ильи, которое поначалу выглядело как банальная трусость, с каждым новым днем будто наливалось значением и теперь казалось многообещающим, даже немного зловещим. В сознание Инги начала закрадываться тревога: а вдруг у Ильи есть козырь в рукаве, о котором она не подозревает? Вдруг он напишет что-то такое, что заставит всех от нее отвернуться? Инга уговаривала себя, что такого козыря нет и быть не может, что Илья не сумеет навредить ей, не навредив себе, а на это он никогда не пойдет. Однако чем больше стояло на кону, тем больше она опасалась последствий.

Если внутренняя проверка и продолжалась, то никаких ее следов видно не было. С Ингой больше поговорить не пытались, а вызывали ли остальных сотрудников, она не знала. В отделе это не обсуждали – при Инге вообще старались ничего лишнего не обсуждать. По мере того как бурная поддержка в соцсетях постепенно сходила на нет за отсутствием новостей и разговор с Кристофом тоже оставался в прошлом, Инга вновь стала гораздо больше зависеть от того, как к ней относятся в офисе. Каждый раз, приходя откуда-нибудь и усаживаясь за стол, Инга замечала, как ее коллеги сразу погружаются в молчание. Эта тишина ощущалась как спресованный воздух – густая гулкая среда, пропитанная домыслами. На первый взгляд все, кроме Галушкина, вели себя приветливо, Алевтина с Аркашей – даже предупредительно, но Ингу это не могло обмануть. Галушкин же по-прежнему подчеркнуто не обращал на нее внимания, и спустя пару дней Инга начала ловить себя на том, что пытается ему услужить. Когда он перерывал стол в поисках потерянной папки, Инга торопилась сказать, где видела ее в последний раз, когда он говорил, что не хочет заказывать пиццу на обед и предпочел бы роллы, она поддерживала. Вообще-то ей не было дела до Галушкина. Если совсем уж честно, Инга теперь испытывала к нему только презрение и колючую неприязнь, но инстинкт говорил, что в ее неопределенной ситуации особенно важно перетянуть главного упрямца на свою сторону. Она вспоминала короткий благостный период, когда весь отдел жалел ее и защищал от Бурматова, и, к своему удивлению, тосковала по этому времени.