– Да ладно, мне-то ты можешь сказать. – На лице у Чарльза было мягкое, дружелюбное выражение человека, который собирается втюхать тебе ипотечный кредит с пониженной ставкой. – Просто умираю от любопытства.
– Да как тебе такое вообще в голову пришло?
Чарльз ничего не ответил, просто перевел взгляд на него. Вполне можно принять его за обычного обаятельного парня, точно? Состоятельного парня с чудесной квартирой, который в их троице пытается быть голосом разума. Трудно было увязать этот дружелюбный, открытый взгляд, которым он смотрел на Андре, с фактом о том, кем Чарльз являлся на самом деле. По лицу Андре пробежала целая гамма выражений – от «Ха-ха, очень смешно!» до «Какого хера?» Он понимал, что далее последует некая угроза в открытой или завуалированной форме, но после всего этого тягостного времени и того, через что ему довелось пройти, какая-то крошечная частичка его испытала нечто вроде облегчения. Облегчения от того, что его наконец раскрыли.
Чарльз улыбнулся.
– Дело в том, как ты себя ведешь, как реагируешь в определенных ситуациях… Я впервые это заметил, когда тебя чуть не вывернуло от одного только вида того чизбургера из песочного теста.
– Что?!
– Лично я никогда не чувствую отвращения, – объяснил Чарльз. – У моей девушки уже вошло в привычку обнюхивать все, что лежит у меня в холодильнике, поскольку я не воспринимаю запах испорченных продуктов как что-то опасное.
Как громом пораженный, Андре отчаянно пытался придумать какой-нибудь достойный ответ – может, отшутиться, чтобы отвлечь своего собеседника.
– Вдобавок ты вроде как всерьез напрягся, когда я обвинил тебя в симуляции.
– И что?
– А то, что если ты подловишь меня или Хлою на вранье, то буквально через секунду мы спокойно соврем по новой, причем так, как будто сами почти что во все это верим.
– Ты скорее похож на нормального. Не то что Хлоя.
– Это не так, – ровным голосом произнес Чарльз. – Просто я больше двух лет старательно создаю себе образ нормального человека.
Андре отхлебнул пива, позволив солоноватому IPA задержаться в самой глубине горла, прежде чем проглотить. Почему-то вдруг стало легко на душе – словно правда, долго и мучительно барахтающаяся где-то на глубине, наконец-то с брызгами вырвалась прямо на поверхность, хорошенько хватив кислорода.
– Если я
– С какой это стати мне что-то кому-то рассказывать?
– Может, потому, что у тебя нет совести?
– Вот как раз по причине отсутствия совести я ничего никому и не скажу, – сказал Чарльз, улыбка которого уже буквально сияла и переливалась. Он уже почти добился своего и наверняка это чувствовал. – Мне и вправду просто любопытно, так что торжественно обещаю никому не рассказывать.